Шпротопикспам

Хочется порочного и чтобы голова больше не болела. Шпрототрибьют по случаю соответствующего настроения.

много картинок, одна NSFW

John Gutmann, Autumn, Berlin-Charlottenburg, 1933




Leyendecker


by Karl Lagerfeld


Franz fon Bayros






by Kate Peters










две последние - Jeff Burton






John Bauer


Mikael Jansson


James C. Christensen




"Карьера Артуро Уи"


Marco Anelli


Rene Gruau


George Price Boyce - A Church in Germany (c.1865)


Henry Railegh


Franz Sedlacek, Winterlandschaft, 1925






Wilhelm von Gloeden

@темы: this moment, пикспам, Лихопиздие, Фотографии, inner EvS, коричневая кодла, тройка, семерка, туз!

---

Живу по правилу тучных и тощих коров с полным циклом в один день.
Ах да, в метро ехал напротив уродливо одетой, обвислой, неухоженной мадам с облупленным лаком. На руке у неё был вот этот браслет. Я его сразу узнал, ошибки быть не может. Моя Мечта красовалась на клешне с траурной каймой под ногтями. И всёооо

@темы: Говноуныние, волшебная падлочка, inner EvS

---

опять об Набокова

В полуобмороке он видел приближающиеся глаза матери. Воскресенье, середина зимы. Ему одиннадцать лет. Он готовил уроки на понедельник - к занятиям в Первой гимназии, как вдруг его тело пронизал непонятный озноб. Мать смерила температуру, посмотрела на него с оторопелым недоумением и немедленно послала за ближайшим друга отца, педиатром Белочкиным. То был насупленный человечек с кустистыми бровями, короткой бородкой и коротким же бобриком. Откинув полы сюртука, он опустился на край тимофеевой кровати. Понеслись взапуски докторские пузатые золотые часы и пульс Тимофея (легко победивший). Затем оголили торс Тимофея, и доктор припал к нему ледяным голым ухом и наждачным виском. Подобно плоской ступне некоего одноногого существа, ухо бродило по груди и спине Тимофея, прилипая к тому или этому участку кожи и перетопывая на следующий. Доктор ушел не раньше, чем мать Тимофея и дюжая служанка, державшая английские булавки в зубах, заковали приунывшего маленького пациента в похожий на смирительную рубашку компресс. Компресс состоял из слоя влажного холста, слоя потолще, образованного гигроскопической ватой, еще одного - плотной фланели и противно липучей клеенки (цвета мочи и горячки), залегавшей между болезненно льнущим к коже холстом и мучительно повизгивающей ватой, окруженной внешним слоем фланели. Будто бедная куколка в коконе, лежал Тимоша под кучей добавочных одеял, но они ничего не могли поделать с ветвистой стужей, ползшей в обе стороны по ребрам от заиндевелой спины. Веки саднили, не позволяя закрыться глазам. От зрения осталась лишь овальная боль с косыми проколами света; привычные очертания стали питомниками жутких видений. Вблизи кровати стояла четырехстворчатая ширма полированного дерева с выжженными по нему картинками, изображавшими устланную войлоком палой листвы верховую тропу, пруд в кувшинках, согбенного старика на скамье и белку, державшую в передних лапках какой-то красноватый предмет. Тимоша, обстоятельный мальчик, нередко гадал, что бы это такое было (орех? сосновая шишка?), и вот теперь, не имея иного занятья, он решил попробовать разгадать эту сумрачную тайну, но жар гудел в голове, потопляя любое усилие в боязни и боли. Еще пуще угнетало его боренье с обоями. Он всегда без труда обнаруживал, что сочетание трех различных лиловатых соцветий и семи разновидных дубовых листьев раз за разом с успокоительной точностью повторяется по вертикали; сейчас, однако, его беспокоило то непреклонное обстоятельство, что ему никак не удается понять, какой же порядок включения и отбора управляет повтореньем рисунка по горизонтали; существование порядка доказывалось тем, что он ухватывал там и сям - на протяжении стены от кровати до шкапа и от печки до двери - повторное появление того или иного члена последовательности, но стоило ему попытаться уйти вправо или влево от выбранного наугад сочетания трех соцветий с семью листками, как он немедля запутывался в бессмысленном переплетении дубов и рододендронов. Здравый смысл подсказывал, что если злокозненный художник - губитель рассудка и друг горячки - упрятывал ключ к узору с таким омерзительным тщанием, то ключ этот должен быть так же бесценен, как самая жизнь, и найденный, он возвратит Тимофею Пнину его повседневное здравие и повседневный мир; вот эта-то ясная - увы, слишком ясная - мысль и заставляла его упорствовать в борьбе.

Ощущение, что он запаздывает к какому-то сроку, отвратительно точно назначенному, вроде начала уроков, обеда или времени отхода ко сну, отягощало неловкой поспешностью его затруднительный поиск, понемногу сползавший в бред. Цветы и листья, ничуть не теряя их извращенной запутанности, казалось, одним волнообразным целым отделялись от бледно-синего фона, а фон, в свой черед, утрачивал бумажную плосковатость и раскрывался в глубину до того, что сердце зрителя почти разрывалось, отвечая этому расширению. Он еще мог различить сквозь отделившиеся гирлянды кое-какие частности детской, оказавшиеся поживучей, к примеру, лаковую ширму, блик на стакане, латунные шишечки на спинке кровати, впрочем, они мешали дубовым листьям и пышным цветам даже меньше, чем внутреннее отраженье предмета в оконном стекле мешает пейзажу снаружи, видимому сквозь это стекло.
"Пнин", перевод С. Б. Ильина

@темы: свун, Душепоносливость, вжжух... ням-ням, das bin ich, Книги, красота

---

моя семья и другие зв.

Мама: И купи, пожалуйста, блинчиков.
Папа: Без блинчиков не возвращаться?
Я: Со щитом или на щите! С блинчиками...
Папа: Или в блинчиках.

На даче дерево упало на провода, домик, где живет мама, остался без электричества. Отец съездил на рынок за проводом.
Я: ну что, купил?
Папа: Я спросил электрика Петрова: ты зачем купил на рынке провод?

на всякий случай: оригинал, по поводу которого пошутил папа

Я спросил электрика Петрова:
Ты зачем надел на шею провод?
Ничего Петров не отвечает,
Только молча ботами качает.

По радио передают: на какой-то площади Мск собираются ставить памятник Столыпину.
Мама, задумчиво: В виде вагона или в виде галстука?

Я обнаружил, что на пакете сахара написано "Сахар-песок Услада SD". Сообщаю отцу.
Папа: И дали Гейдриху бочку варенья и корзину печенья... Жрет Гейдрих и радуется!

@темы: Гарри был жив и впереди была битва с усами!, отцеводство, lolz

---

Добрый вечер :3

Хорошего воскресенья!

@темы: пикспам, жениться вам надо, барин!

---

Frans Francken II, Witches’ Kitchen, 1606

@темы: пикспам, vulture with culture, Интересности, Ссылки

---

@темы: this moment, поцмодернизм, пикспам, домовой эльф Доеби

---

Я посмотрел этих ваших Людей Х. И имею сказать:

у Магнето гейский плащ

ААААААА ФАССБЕНДЕР КРОВЬ ИЗ НОСУ СВАДЬБА С МАК ЭВОЕМ СЧАСТЬЕ ГАРМОНИЯ ЛЮБОВЬ ИГРЫ В ШАХАТЫ ВАНИЛЬНЫЙ СЕКС ЧТЕНИЕ МЫСЛЕЙ ВО ВРЕМЯ МИНЕТА ДЕТИ ДВОЕ МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА МУТАНТЫ ХОРОШЕНЬКИЕ АРИЙСКИЕ С ЛЕГКОЙ ЖИДОВИНКОЙ МАМА БУДЕТ МАКЭВОЙ ХОРОШО-ТО КАК
И да, и да, нервно ерзал в кресле, когда прямо с начала кино огорошили немцами в касочках :3
Как же Хоулту идёт быть синим, мохнатым и с клыками!

@темы: свун, вжжух... ням-ням, Кино

---

ru-marriedtosea

@темы: this moment, поцмодернизм, пикспам, lolz, Ссылки

---

Обсуждаем с Трубцом гипотетически наиболее дрочибельные фандомы. Заговорили про "Три товарища" и Робби с Отто.

Я: а последний романтик был третьим :3
Трубец: ну ясное дело - называется ж "Три товарища", а не "Два товарища и один натурал"

Этот человек говорит афоризмами

@темы: свун, lolz

---

Очень шпротная песня
Как поляки шипят! Такой же секс, как грассирующие французы, рычащие немцы или итальянская/испанская скороговорка :3 Интересно, есть язык, неприятный на слух?

Картинка для видимости осмысленного контента:

@темы: пикспам, свун, Фотографии, inner EvS, lolz, Музыка, Ссылки

---

Драббл для Фламмера - "Крестный отец", Сонни Корлеоне/Том Хаген, PWP, R

В шестнадцать часов вечера двадцать третьего декабря Том Хаген оставил свою контору на подчиненных и ушел домой, сославшись на сильное недомогание. Его секретарь, сметливый итальянский парень, недавно окончивший юридический факультет Гарварда и принятый на своё место по просьбе дона Корлеоне, провожал босса с недоумением. За шесть лет работы он ни разу не видел Хагена больным. Он и в самом деле не был болен: два часа, принадлежащие работе, у него украло сильнейшее нетерпение, побороть которое было не в его силах. За час до этого он позвонил жене и предупредил её, что заночует у крёстного: важные дела требуют его присутствия. Жена с пониманием относилась к ночным отлучкам Тома. Она была уверена, что в его жизни нет и следа другой женщины. И она была совершенно права.
Сантино Корлеоне не особо-то искал предлога свинтить из дома. Бросив жене, возившейся у плиты, неразборчивое "Буду завтра" и выдав старшему отпрыску, шныряющему по коридору, ласковый отеческий подзатыльник, он прихватил с вешалки пиджак и был таков.
Том успел раньше. Он всегда успевал раньше, но не любил это подчеркивать. Лишний энтузиазм мог поставить под сомнение его мужественность. В ответ на весь тот шум и гам, который поднял ворвавшийся в квартиру Сонни - а он явно забыл ключ и открывал дверь пинком с ноги, забыв, что она и так не закрыта - Том только чуть приподнял голову, оторвавшись от газеты, и подбородком указал Сонни на сервировочный столик с батареей бутылок.
"Это что ещё? Красное испанское?! Тю, колбасник! Что ты понимаешь в винах! - глумливо и громко поздоровался Сонни, наугад выхватывая бутылку с подноса, - Убери газету, а то я ей задницу подотру!"
"Тоже рад тебя видеть", - Том растягивает губы в улыбке все те пять-десять секунд, пока Сонни не опрокидывает его навзничь и не затыкает рот неласковым хозяйским поцелуем.

Съемная квартира была и мудрым решением проблемы, и камнем преткновения. Обоим стало ясно, что встречаться по домам больше не получится. С рождением первенца супруга Тома перестала ездить к матери в Вашингтон и стала нервной, как наседка. У Хагена не возникало даже мысли о том, что Сантино можно привести в этот семейный рай, полный пелёнок, шапочек с воланами и сосок. Времени на ребенка у него не было, оставалось только отстранено радоваться его наличию - ещё один обязательный пункт в жизни каждого мужчины. В доме Сонни Том показываться не хотел. Сандра не блистала умом, но вполне могла сложить два и два и сделать очевидные выводы. Скандал бы дошел до дона, а Том меньше всего хотел его огорчать.
Споры возникли в тот момент, когда от идеи квартиры, в которой можно провести ночь, не опасаясь косых взглядов, нужно было перейти к конкретному жилищу. Сонни считал, что им вполне будет достаточно кровати. Ну, душ тоже сойдёт - чистюля Хаген без душа не уломается. Том считал иначе. Квартира не должна быть слишком большой, но и в слишком маленькой ютиться смысла нет. Квартал не должен быть слишком фешенебельным, иначе их быстро засекут соседи, но и в трущобы соваться опасно: в таком месте до них легко добрались бы люди Турка, если бы Турку взбрело в голову разобраться с семьёй Корлеоне, начиная с наследников. Квартал не должна контролировать ни одна из пяти семей Нью-Йорка - эти стервятники с ногтями вырвут сочный компромат на старшего сына дона. Но и без опеки плохо: тогда до них могут добраться копы или частные детективы, и через скандал с участием Сонни сдать дона властям. Том всегда был полон разнообразных стратегий. "На случай войны с апачами, если они на нас нападут", пошутил как-то раз Майкл.
И все-таки квартира была найдена, арендована на три года и целиком обставлена за счет Сантино. Том попробовал было урезонить любовника, но получил только полнейший поворот от ворот и шумное выяснение отношений с матерками, размахиванием руками и бесконечными вопросами вроде "Ты кем себя вообще считаешь?", "Ты меня уважаешь?" и "Кто тут мужик?". Уважаю, кивал головой Том, ценю, считаю, мужик тут ты, но давай заплатим пополам. Сантино перешел от слов к делу, прижал Хагена к стене и несколько минут деятельно доказывал свою правоту, после этого Том выдохся, махнул рукой и позволил придурку платить из своего и без того худого кармана, рассудив, что при случае долг можно будет вернуть обходными путями, через Сандру или под видом подарка для внуков дона.
Обстановка, подобранная заботами Тома, была в самый раз для маленькой холостяцкой квартирки: в меру уюта, в меру необжитости, как в хорошем гостиничном номере. Правда, впервые оказавшись в заново отделанной берложке, Сонни долго удивлялся и даже глумился, находя совершенно ненужные, по его мнению, предметы. "Ложки? Мы сюда жрать приходим? Нафига эти шторы? А зачем столько полотенец? Это чё, аптечка? Ну Том! Ну ты ваще! Во дурень! Думаешь, я тебя там зелёнкой буду мазать? Купи ещё стиральную машину, хозяюшка!"
"Куплю непременно", - сухо заметил Хаген и, к досаде Сантино, наотрез отказался опробовать новую кровать. И в дальнейшем старался быть не слишком злорадным и только слегка улыбался в ответ на то и дело возникающие "дай ещё полотенце, Том!", "Где у нас эти чертовы ложки?!", "Задерни штору, мать её, в глаза светит!" или "Бляаа, как же хреново... Дай аспирину, Том!"
Вот и сейчас засыпающий после, как это говорят сицилийцы, проделанной работы Сонни встрепенулся, поднял голову и несильно пихнул Тома в плечо: "Не спишь? Принесёшь воды?"
"Сам сходишь", - тон Хагена был бесстрастным. Чем сильнее у него болела задница и горели губы, тем меньше он интонировал свои реплики. По правде говоря, Том еле удерживался, чтобы не дать горе-любовнику по морде. Сам хорош, конечно, сам виноват. Каждый раз одна и та же ошибка... Вот уже сколько лет.

Столько лет, что нет смысла считать. Они не могли вспомнить, когда и как подружились. Приходила на ум какая-то драка, стенка на стенку двумя кварталами, выбитые молочные зубы, разбитые колени и ругающиеся матери, и перемирие двух вожаков, закончившееся тем, что Том променял корону на хомут. Он тенью следовал за лидером, выполнял разнообразные его поручения, терпеливо сносил тогда ещё очень редкие вспышки гнева. Сантино, как настоящий дон, принимал услуги Тома с подкупающим спокойным равнодушием, будто бы был уверен, что иначе и быть не могло. Он никогда ни о чем его не спрашивал, будто не замечал ни синяков, ни следов от ремня на шее, ни ввалившихся от недоедания щек. Он просто затаскивал Тома обедать к маме Корлеоне, которая, надо думать, хоть и не была слишком рада лишнему рту, но ни одним взглядом этого не показывала. Гостя в их доме кормили, как родного, и даже лучше. Точно так же невозмутимо Сонни приволок товарища домой, когда Том оказался на улице. Правда, для этого за Хагеном пришлось поохотиться. После смерти отца Том исчез на полмесяца. Потом кто-то из банды Сонни видел его недалеко от дома, оборванного и совершенно дикого. Сантино встал на дыбы и вместе со своими дружками (он важно называл их солдатами, веселя отца) прочесал весь район, нашел Тома, избитого, голодного и полувменяемого, узнал о приюте и о тамошних сволочных порядках, нахмурился и за руку потащил сопротивляющегося Хагена к себе домой. Том упирался, вырывал руку, пытался сбежать, так что скоро к зуботычинам, полученным в приюте, добавилась пара-тройка свежих, от молодого Корлеоне. Конечно, дома никто не возражал. Конечно, отец принял Тома, как родного.
И всё пошло по-старому. К пятнадцати годам Сонни окончательно запорол учебу и вплотную занялся девушками, выпивкой и вооруженным бандитизмом. Все эти занятия доставляли ему сходное наслаждение, хотя, пожалуй, с девчонками ничто не могло конкурировать. Правда, запретный плод достать трудно: те, что были стары для пятнадцатилетки, его не привлекали, молодые итальянки свято блюли невинность, а молодые американки не вышли из возраста глупых хихиканий, да и пугались итальянского темперамента. Очень часто, получив от ворот поворот, Сонни приходил изливать душу Тому, отрывая его от занятий: Хаген, не в пример товарищу, учебой занимался плотно, переходил в специализированный юридический колледж и в ближайшем будущем планировал (с небольшой помощью дона) поступить в Гарвард. Программа была плотной, но Том всё равно покорно откладывал учебники и слушал басни Сантино о количестве и качестве трахнутых им баб. Попытки познакомить его с очередными "красотками" он отклонял под благовидным предлогом. Всё никак не мог забыть, как отец, напившись до беспамятства, приставал к девятилетней сестре, называя её именем погибшей матери. При мысли о сексе его начинало тошнить - о сексе, каким он мог быть в сознании нормального подростка. О сексе с женщиной. Когда Том удовлетворял себя, он представлял что-то совсем другое. Бейсбольный матч. Драку на улице. Шуточные поединки молодчиков, работавших на дона Корлеоне. Обнаженные по пояс тела, покрытые капельками пота. Он не задумывался, почему именно это. Его не учили копаться в таких вещах. Онанизм сам по себе был грехом.
Сантино каким-то звериным чутьём, шестым самцовым чувством ощущал, что с Томом что-то не так, что он не такой, как другие его приятели: по-другому себя держит, по-другому относится ко всяким шуточкам и подначкам. Ничего девчачьего, но и нормальным итальянским кобельком он не был ни под каким соусом. Сонни бы занялся этой загадкой подробнее, если бы был способен напрягать мозги в течение хотя бы двух минут, но до какого-то времени махнул рукой и позволял Тому вести себя странно, отказываться принимать душ вместе и отворачиваться, увидев Сонни без штанов. Позволял до тех пор, пока как-то раз не завалился на очередной сеанс россказней о своих подвигах, пьяный, злой и взвинченный до крайности. Он не имел привычки стучаться, и в этот раз, кажется, оторвал Тома не от учебы. Чутьё Сонни обострилось в погоне за так и не давшей самкой. Том сидел неестественно прямо, лицо у него было красное, над верхней губой - испарина, а левую руку он неловко прятал за спину. Чтобы допереть до причины каменной морды Тома, не нужно было нанимать детектива.
"Ух ты, - совершенно неожиданно для Хагена сменил тему Сантино, перемахивая через спинку кровати и резко отодвигая стул вместе с Томом от стола, - Да тут кто-то гоняет шкурку! Да, Томми? Ну надо же, какой дрочилка завелся! Дай-ка поглядеть!"
Сонни дернул на себя резинку трусов, Том, побагровев вплоть до ушей, дал Сонни в зубы и выскочил из-за стола. Рассвирепевший Корлеоне толкнул парня на пол, споткнулся, упал вслед за ним, и намечающаяся потасовка довольно быстро прекратилась. Сонни подмял под себя Тома, лег на него сверху, придавив всей своей тушей. Итальянец с его ранним развитием вчистую делал полунемца-полуирландца. Том, обнаруживший, что у Сонни стоит ничуть не меньше, чем у него, набрал потерянные очки. Теперь они смущенно молчали, не зная, что делать.
"Что, говоришь, там с тобой в приюте делали?" - поднапряг память Сонни. не разумея ничего плохого, просто пытаясь нашарить выход из ситуации.
"Пошел к черту", - охрипшим голосом заявил Том, нервно выдохнув, когда лапища Сантино накрыла его член поверх ткани трусов. Самому ему было отказано в такой милости: пришлось засовывать ладонь внутрь, туда, и гладить, как себя самого, крепко обхватывая горячую и пугающе здоровенную штуковину. У Сонни там были жесткие волосы, и Том исколол себе весь сгиб ладони. Сантино халтурил и кончил первый, но тогда уже, насытившись и забрызгав руку Тома, взялся за дело всерьёз. Том дергался, как рыба на крючке, и грыз не запачканную ладонь, проглатывая рвущийся наружу крик восторга.
"И давно это у тебя так?" - лениво поинтересовался Сонни, обтирая руку об ковер.
"Всегда", - подумал Том. И промолчал.
Естественно, однажды приваженный, Сонни уже не мог отвадиться и вовсю пользовался попустительством Хагена, заменяя этими скудными ласками недополученное от подружек. А потом с ним, к его удивлению, произошло и вовсе странное: больше не надо было думать о девчонках, когда набравшая сноровку ладошка Тома доставляла ему порцию удовольствия. Всё и так было окей. Сам по себе Том был окей. И даже лучше, чем многие знакомые девчонки. С ним не надо было лезть из шкуры, да и умел он это делать куда как лучше - девчонки по части дрочки совсем никакие. Естественно, Том и его сеансы ублажения не отменяли необходимости регулярных штурмов женских крепостей. Чем дальше, тем больше их капитулировало перед Сонни. И, обогащенный новыми умениями, он принёс их в спальню Тома. Раскрутить того на настоящий, полноценный трах оказалось задачей практически невыполнимой: он начинал брыкаться, бить куда попало и дулся по несколько дней, запирая комнату на ключ. Всё равно Сонни был упорен и добился своего. Естественно, сразу не получилось, член скользил мимо, заставляя Тома ёжиться и прогибаться, а когда, наконец, вошел, парень чуть не откусил его очком, так сжался от боли. От этого сжатия Сантино мгновенно кончил, излившись прямо в разодранную задницу, и Том тихо заскулил , смаргивая слёзы.
"Ну всё, всё, больше не буду... не буду так больше..." - бормотал Сонни, ощущая себя слабым после оргазма и бесконечно виноватым. Только слёз не хватало! Обычно он чихать хотел на такие штуки в исполнении девах - их проблемы. Но Том... И ведь не сам... Это же его вина, только его...
"Ну прости меня, прости!" - заискивал, забалтывал, гладя где ни попадя, и потихоньку развел такие нежности. каких между ними не было заведено. Всегда были только руки, только прикосновения ниже пояса, и иногда - объятия после оргазма. А теперь Сонни влип в спину Тома, водил ладонью по напряженному торсу, по груди, по рукам, зарывался лицом в рыжеватые волосы, прикусывал мочку уха, балдея от этого и даже смущаясь своего балдежа. Это уже не по-мужски. Вот это бы точно отец не одобрил. А, плевать. Плевать на всё, если Том расслабился, и не дергается больше, и не хлюпает носом, и даже отвечает на поглаживания. Хаген прокашлялся.
"В следующий раз начни вот с этого, ладно?" - тихо сказал он, перехватывая ладонь Сантино и прижимая её к своей груди.
"Наглый засранец!" - восхитился Сонни. И поцеловал Тома.

"Ну не будь гадом, Том, принеси воды!"
"Ни за что. Шагай сам, тебе полезно, - отрубил Хаген, стараясь перевернуться на бок, не сводя ног вместе, - Ты заплыл жиром на маминых пирогах".
"Эт-та что такое?! Ах ты говнюк! Я тебе приказываю! Я сын дона!"
"Но не дон", - тихо ответил Том, улыбаясь в темноте.
"А если буду?! Ты у меня побегаешь, консильори! Я тебя погоняю!" - хищно заверил Сонни, притискивая Тома к себе.
"Я никогда не буду твоим консильори, Сонни, - зевнул Том, - потому что ты никогда не будешь доном. Из тебя выйдет плохой дон. Самый плохой дон в Нью-Йорке".

Через двадцать четыре часа Тому Хагену предстояло узнать, что его предсказание ничего не стоило.

@темы: гомосексуальные пидорасы, пейсательство

---

Потрясающе красивый и частично фемслэшный клип Где-то в конце затесалась мужская щетина, но ближе к середине и в начале точно две девушки.
Жрать шоколад и трахаться, черт подери!

@темы: жрать шоколад и трахаться, f/, свун, Телевещание, вжжух... ням-ням, жениться вам надо, барин!, Музыка, красота

---

Любимый отрывок из "До третьих петухов" Шукшина

И пошел он куда глаза глядят.
Темно было... Шел он, шел -- пришел к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенек, закручинился.
-- Бедная моя головушка, -- сказал, -- пропадешь ты. Где этот Мудрец? Хоть бы помог кто. Но никто ему не помог.
Посидел-посидел Иван, пошел дальше.
Шел, шел, видит -- огонек светится. Подходит ближе -- стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие.
-- Есть тут кто-нибудь? -- крикнул Иван.
Вышла на крыльцо Баба-Яга... Посмотрела на Ивана спрашивает:
-- Кто ты такой? И куда идешь?
-- Иван-дурак, иду к Мудрецу за справкой, -- ответил Иван. -- А где его найти, не знаю.
-- Зачем тебе справка-то? -- Тоже не знаю... Послали.
-- A-a... -- молвила Баба-Яга. -- Ну заходи, заходи... Отдохни с дороги Есть небось хочешь?
-- Да не отказался бы...
-- Заходи.
Зашел Иван в избушку.
Избушка как избушка, ничего такого. Большая печка, стол, две кровати...
-- Кто с тобой еще живет? -- спросил Иван.
-- Дочь. Иван, -- заговорила Яга, -- а ты как дурак-то -- совсем, что ли, дурак?
-- Как это? -- не понял Иван.
-- Ну, полный дурак или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмет -- крикнешь: у, дурак! Я вон на дочь иной раз как заору: у, дура та'кая1 А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди; дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только... бесхитростный. А?
-- Не пойму, ты куда клонишь-то?
-- Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я как только тебя увидала, сразу подумала: "Ох, и талантливый парень! " У тебя же на лбу написано: "талант". Ты хоть сам-то догадываешься про свои таланты? Или ты полностью поверил, что ты -- дурак?
-- Ничего я не поверил! -- сердито сказал Иван. -- Как это я про себя поверю, что я -- дурак?
-- А я тебе чего говорю? Вот люди, а!.. Ты строительством когда-нибудь занимался?
-- Ну, как?.. С отцом, с братьями теремки рубили... А тебе зачем?
-- Понимаешь, хочу коттеджик себе построить... Материалы завезли, а строить некому. Не возьмешься?
-- Мне же справку надо добывать...
-- Да зачем она тебе? -- воскликнула Баба-Яга. -- Построишь коттеджик... его увидют -- ко мне гости всякие приезжают -- увидют
-- сразу: кто делал? Кто делал -- Иван делал... Чуешь? Слава пойдет по всему лесу.
-- А как же справка? -- опять спросил Иван. -- Меня же назад без справки-то не пустют.
-- Ну и что? -- Как же? Куда же я?
-- Истопником будешь при коттеджике... Когда будешь строить, запланируй себе комнатку в подвале... Тепло, тихо, никакой заботушки. Гости наверху заскучали -- куда? -- пошли к Ивану: истории разные слушать. А ты им ври побольше... Разные случаи рассказывай. Я об тебе заботиться буду. Я буду тебя звать -- Иванушка...
-- Карга старая, -- сказал Иван. -- Ишь ты, какой невод завела! Иванушкой она звать будет. А я на тебя буду горб гнуть? А ху-ху не хо-хо, бабуленька?
-- А-а, -- зловеще протянула Баба-Яга, -- теперь я поняла, с кем имею дело; симулянт, проходимец... тип. Мы таких -- знаешь, что делаем? -- зажариваем. Ну-ка, кто там?! -- И Яга трижды хлопнула в ладоши. -- Стража! Взять этого дурака, связать -- мы его будем немножко жарить. Стражники, четыре здоровых лба, схватили Ивана, связали и положили на лавку.
-- Последний раз спрашиваю, -- еще попыталась Баба-Яга, -- будешь коттеджик строить?
-- Будь ты проклята! -- сказал гордо связанный Иван. -- Чучело огородное... У тебя в носу волосы растут.
-- В печь его! -- заорала Яга. И затопала ногами. -- Мерзавец! Хам!
-- От хамки слышу! -- тоже заорал Иван. -- Ехидна! У тебя не только в носу, у тебя на языке шерсть растет!.. Дармоедка!
-- В огонь! -- вовсе зашлась Яга. -- В ого-онь!.. Ивана сгребли и стали толкать в печь, в огонь.
-- Ох, брил я тебя на завалинке! -- запел Иван. -- Подарила ты мене чулки-валенки!.. Оп-тирдарпупия! Мне в огне не гореть, карга! Так что я иду смело! Только Ивана затолкали в печь, на дворе зазвенели бубенцы, заржали кони.
-- Дочка едет! -- обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. -- У-у, да с женихом вместе! То-то будет им чем поужинать.
Стражники тоже обрадовались, запрыгали, захлопали в ладоши.
-- Змей Горыныч едет, Змей Горыныч едет! -- закричали они. -- Эх, погуляем-то! Эх, и попьем же! Вошла в избушку дочка Бабы-Яги, тоже сильно страшная, с усами.
-- Фу-фу-фу, -- сказала она. -- Русским духом пахнет. Кто тут?
-- Ужин, -- сказала Баба-Яга. И засмеялась хрипло: -- Ха-ха-ха!..
-- Чего ты? -- рассердилась дочка. -- Ржет, как эта... Я спрашиваю: кто тут?
-- Ивана жарим.
-- Да ну? -- приятно изумилась дочка. -- Ах, какой сюрприз!
-- Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво, -- не хочет строить коттеджик, паразит.
Дочка заглянула в печку... А оттуда вдруг -- не то плач, не то хохот.
-- Ой, не могу-у!.. -- стонал Иван. -- Не от огня помру -- от смеха!..
-- Чего это? -- зло спросила дочка Бабы-Яги. И Яга тоже подошла к печке. -- Чего он?
-- Хохочет?..
-- Чего ты, эй?
-- Ой, помру от смеха! -- орал Иван. -- Ой, не выживу я!..
-- Вот идиот-то, -- сказала дочка. -- Чего ты?
-- Да усы-то!.. Усы-то... Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь...
-- Как все... А чего? -- не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась.
-- Да усы-то!
-- Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую.
-- Да тебе-то не мешают... А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь...
-- А чего мужу? Куда ты гнешь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? -- вовсе встревожилась дочка.
-- Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: "Черт те что: солдат не солдат и баба не баба". И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей. Баба-Яга и дочка призадумались.
-- Ну-ка, вылазь, -- велела дочь.
Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся.
-- Хорошо погрелся...
-- А чего ты нам советуешь? -- спросила Баба-Яга. -- С усами-то.
-- Чего, чего... Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить.
-- Да как свести-то, как?
-- Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете.
-- Не кинем, Ванюшка, -- заговорила ласково дочь Бабы-Яги. -- Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться.
Тут наш Иван пошел тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники.
-- Это не просто, -- заговорил он, -- это надо состав делать...
-- Ну и делай!
-- Делай, делай... А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться...
-- Давай так, -- заволновалась Баба-Яга, -- слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Иван призадумался.
-- Быстрей! -- заторопилась усатая дочь. -- А то Го-рыныч войдет.
Тут и Иван заволновался: -- Слушайте, он же войдет и...
-- Ну?
-- Войдет и с ходу сожрет меня.
-- Он может, -- сказала дочь. -- Чего бы такое придумать?
-- Я скажу, что ты мой племянник, -- нашлась Баба-Яга. -- Понял?
-- Давайте, -- понял Иван. -- Теперь так: мой состав-то не сразу действует...
-- Как это? -- насторожилась дочь. -- Мы его счас наведем и наложим на лицо маску... Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской...
-- А обманет? -- заподозрила дочь. -- Мам?
-- Пусть только попробует, -- сказала Баба-Яга, -- пусть только надует: навернется с поднебесья -- мокрое место останется.
-- Ну, елки зеленые-то!.. -- опять заволновался Иван; похоже, он и хотел надуть. -- Ну что за народ! В чем дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь, -- нет, они начинают тут... Вы меня уважаете, нет?
-- При чем тут "уважаете"? Ты говори толком...
-- Нет, не могу, -- продолжал Иван тараторить. -- Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ! Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: "Мама, а что это у тебя? " А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: "Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами! " Легко будет ребенку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него -- с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальется слезами и пойдет домой... к усатой мамке...
-- Хватит! -- закричала дочь Бабы-Яги. -- Наводи свой состав. Что тебе надо?
-- Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины -- мы накладываем на лицо такую маску...
-- На все лицо? Как же я дышать-то буду?
-- Ну что за народ! -- опять горько затараторил Иван. -- Ну ничего невозможно...
-- Ладно! -- рявкнула дочь. -- Спросить ничего нельзя.
-- Нельзя! -- тоже рявкнул Иван. -- Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помет. Маска будет с дыркой -- будешь дышать. Все.
-- Слышали? -- сказала Яга стражникам. -- Одна нога здесь, другая в сарае! Арш!
Стражники побежали за навозом, глиной и пометом.
А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча... Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил:
-- Кто это?
-- Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, -- сказала Яга. -- Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем.
-- Здравствуй, дядя Горыныч! -- поздоровался Иван. -- Ну, как дела? Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал.
-- Да ну что, елки зеленые? Что? Ну -- племянник, ты же слышал! Пришел к тете Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить -- всех детишечек пожрем, да? Папа называется! Головы Горыныча посоветовались между собой.
-- По-моему, он хамит, -- сказала одна.
Вторая подумала и сказала: -- Дурак, а нервный.
А третья выразилась и вовсе кратко: -- Лангет, -- сказала она.
-- Я счас такой лангет покажу!.. -- взорвался от страха Иван.
-- Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тетя, где моя волшебная сабля? -- Иван вскочил с лавки и забегал по избушке -- изображал, что ищет волшебную саблю. -- Я счас такое устрою! Головы надоело носить?! -- Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него, -- жутко было смотреть на эти три спокойные головы. -- Такое счас устрою!..
-- Он просто расхамился, -- опять сказала первая голова.
-- Нервничает, -- заметила вторая. -- Боится.
А третья не успела ничего сказать: Иван остановился перед Горынычем и сам тоже долго и внимательно смотрел на него.
-- Шпана, -- сказал Иван. -- Я тебя сам съем.
Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца.
-- Ванька, смотри! -- сказал Илья.
-- Да что "Ванька", что "Ванька"! -- воскликнул Иван. -- Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! -- Иван и в самом деле спокойно уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько.
-- Жри, -- сказал он, отвлекаясь от дудочки. -- Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с имя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! -- И Ванька опять засвистел в свою дудочку.
-- Горыныч, -- сказала дочь, -- плюнь, не обращай внимания. Не обижайся.
-- Но он же хамит, -- возразила первая голова. -- Как он разговаривает?!
-- Он с отчаяния. Он не ведает, что творит.
-- Я все ведаю, -- встрял Иван, перестав дудеть. -- Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш... для будущего батальона...
-- Ванюшка, -- заговорила Баба-Яга кротко, -- не хами, племяш. Зачем ты так?
-- Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет -- тогда вращай. А счас нечего.
-- Нет, ну он же вовсю хамит! -- чуть не плача сказала первая голова -- Ну как же?
-- Заплачь, заплачь, -- жестко сказал Иван. -- А мы посмеемся. В усы.
-- Хватит тянуть, -- сказала вторая голова.
-- Да, хватит тянуть, -- поддакнул Иван. -- Чего тянуть-то? Хватит тянуть.
-- О-о! -- изумилась третья голова. -- Ничего себе!
-- Ага! -- опять дурашливо поддакнул Иван. -- Во, даеть Ванька! Споем?
-- И Ванька запел:

Эх, брил я тебя
На завалинке,
Подарила ты мене
Чулки-валенки...

Горыныч, хором:
Оп -- тирдарпупия! -- допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо.
-- А романсы умеешь? -- спросил Горыныч.
-- Какие романсы?
-- Старинные.
-- Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хоть. Завалю романсами. Например:

Хаз-булат удало-ой,
Бедна сакля твоя-а,
Золотою казной
Я осыплю тебя-а!..

А? Романс!.. -- Ванька почуял некую перемену в Горыныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. -- Мх, ты... свирепый. Свирепунчик ты мой.
-- Не ерничай, -- сказал Горыныч. -- А то откушу руку.
Ванька отдернул руку.
-- Ну, ну, ну, -- молвил он мирно, -- кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
-- Будешь, -- оказала голова Горыныча, которую Иван приголубил. -- Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.
-- Тогда-то уж я и вовсе не спою -- нечем. Чем же я петь-то буду?
-- Филе, -- сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова.
-- А тебе бы все жрать! -- обозлился на нее Иван. -- Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то.
-- Ванюшка, не фордыбачь, -- сказала Баба-Яга. -- Пой.
-- Пой, -- сказала и дочь, -- Разговорился. Есть слух -- пой.
-- Пой, -- велела первая голова. -- И вы тоже пойте.
-- Кто? -- не поняла Баба-Яга. -- Мы?
-- Вы. Пойте.
-- Может быть, я лучше одна? -- вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану.
-- С мужиком петь... ты меня извини, но...
-- Три, четыре, -- спокойно сказал Горыныч. -- Начали.

Дам коня, дам седло, --

запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:

Дам винтовку свою-у,
А за это за все
Ты отдай мне жену-у.
Ты уж стар, ты уж се-ед,
Ей с тобой не житье,
С молодых юных ле-ет
Ты погубишь ее-о-о.

Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.
-- Дальше, -- тихо сказал он.

Под чинарой густой,

-- пел дальше Иван, --

Мы сидели вдвое-ом;
Месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.

И Иван с чувством повторил еще раз, один:

Эх, месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.,.

-- Как ты живешь, Иван? -- спросил растроганный Горыныч,
-- В каком смысле? -- не понял тот.
-- Изба хорошая?
-- А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
-- Хочешь отдельную избу?
-- Нет. Зачем она мне?
-- Дальше.

Она мне отдала-ась...

-- повел дальше Иван, --

До последнего дня...

-- Это не надо, -- сказал Горыпыч. -- Пропусти.
-- Как же? -- не понял Иван.
-- Пропусти.
-- Горыныч, так нельзя, -- заулыбался Иван, -- из песни слова не выкинешь,
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
-- Но ведь без этого же нет песни! -- занервничал Иван. -- Ну? Песни-то нету!
-- Есть песня, -- сказал Горыныч.
-- Да как же есть? Как же есть-то?!
-- Есть песня. Даже лучше -- лаконичнее.
-- Ну ты смотри, что они делают! -- Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам. -- Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все.
-- Ванюшка, -- сказала Баба-Яга, -- не супротивничай.
-- Пошла ты!.. -- вконец обозлился Иван. -- Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы... я их тоже буду немножко жарить...
-- Господи, сколько надо терпения, -- вздохнула первая голова Горыныча. -- Сколько надо сил потратить, нервов... пока их научишь. Ни воспитания, ни образования...
-- Насчет "немножко жарить" -- это он хорошо сказал, -- молвила вторая голова. -- А?
-- На какие усы ты все время намекаешь? -- спросила Ивана третья голова. -- Весь вечер сегодня слышу: усы, усы... У кого усы?
-- А па-арень улыбается в пшеничные усы, -- шутливо спела первая голова. -- Как там дальше про Хаз-бу-лата?
-- Она мне отдалась, -- отчетливо сказал Иван. Опять сделалось тихо.
-- Это грубо, Иван, -- сказала первая голова. -- Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь... как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас там, я знаю, Бедная Лиза... прекрасная девушка, я отца ее знал... Она невеста твоя?
-- Кто? Лизка? Еще чего!
-- Как же? Она тебя ждет.
-- Пусть ждет -- не дождется.
-- Мда-а... Фрукт, -- сказала третья голова. А голова, которая все время к жратве клонила, возразила:
-- Нет, не фрукт, -- сказала она серьезно. -- Какой же фрукт? Уж во всяком случае -- лангет. Возможно даже -- шашлык.
-- Как там дальше-то? -- вспомнила первая голова. -- С Хаз-булатом-то.
-- Он его убил, -- покорно сказал Иван.
-- Кого?
-- Хаз-булата.
-- Кто убил?
-- М-м... -- Иван мучительно сморщился. -- Молодой любовник убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: "Голова старика покатилась на луг".
-- Это тоже не надо. Это жестокость, -- сказала голова.
-- А как надо?
Голова подумала.
-- Они помирились. Он ему отдал коня, седло -- и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то?
-- На самой верхней... Рядом с Ильей и донским Атаманом.
-- О-о! -- удивились все в один голос.
-- Понятно, -- сказала самая умная голова Горыныча, первая.
-- От этих дураков только и наберешься... А зачем ты к Мудрецу идешь?
-- За справкой.
-- За какой справкой?
-- Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
-- А плясать умеешь? -- спросила умная голова.
-- Умею, -- ответил Иван. -- Но не буду.
-- Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, -- встряла Баба-Яга. -- Я подняла эту тему...
-- Ти-хо! -- рявкнули все три головы Горыныча. -- Мы никому больше слова не давали!
-- Батюшки мои, -- шепотом сказала Баба-Яга. -- Сказать ничего нельзя!
-- Нельзя! -- тоже рявкнула дочь, И тоже на Бабу-Ягу. -- Базар какой-то!
-- Спляши, Ваня, -- тихо и ласково сказала самая умная голова.
-- Не буду плясать, -- уперся Иван.
Голова подумала:
-- Ты идешь за справкой... -- сказала она. -- Так?
-- Ну? За справкой.
-- В справке будет написано: "Дана Ивану... в том, что он -- умный". Верно? И -- печать.
-- Ну?
-- А ты не дойдешь. -- Умная голова спокойно смотрела на Ивана. -- Справки не будет.
-- Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.
-- Не. -- Голова все смотрела на Ивана. -- Не доидешь. Ты даже отсюда не выйдешь. Иван постоял в тягостном раздумье... Поднял руку и печально возгласил:
-- Сени!
-- Три, четыре, -- сказала голова. -- Пошли.
Баба-Яга и дочь запели:

Ох, вы сени, мои сени,
Сени новые мои...

Они пели и прихлопывали в ладоши.

Сени новые-преновые
Решетчатые...

Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками... а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.
-- А почему соколом не смотришь? -- спросила голова.
-- Я смотрю, -- ответил Иван.
-- Ты в пол смотришь.
-- Сокол же может задуматься?
-- О чем?
-- Как дальше жить... Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, -- взмолился Иван.
-- Ну сколько уж? Хватит...
-- А-а, -- сказала умная голова. -- Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут... строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя?
Иван молчал.
-- Становись лицом к двери, -- велел Горыныч.
Иван стал лицом к двери.
-- По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука.
-- Со звуком -- это ты лишка хватил, Горыныч, -- возразил Иван. -- Я не сумею так.
-- Как сумеешь. Приготовились... Три, четыре! Иван вылетел из избушки.
Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись. -- Иди сюда, -- позвал Горыныч невесту, -- я тебя ласкать буду.

@темы: свун, das bin ich, lolz, Книги

---

Frank Cadogan Cowper

Venetian Ladies Listening to the Serenade


Vanity, 1907

Titania sleeps, 1928

The Cathedral Scene from 'Faust': Margaret tormented by the Evil Spirit, 1919

Рапунцель, 1900 - некрасивая, и оттого очень притягательная

Остальное можно посмотреть на artmagick.com.
И ещё "Лукреция Борджиа управляет Ватиканом в отсутствие Папы Александра VI"

@темы: пикспам, Ссылки, красота

---

how it works

@темы: поцмодернизм, пикспам, Лихопиздие, Фотографии, lolz

---

Шпандау-стайл

@темы: пикспам, нижняя палата ума, lolz, Ссылки

---

Time to take some.

@темы: this moment, поцмодернизм, пикспам, Говноуныние, inner EvS, Ссылки

---

I'm gonna make him an offer he can't refuse

Вместе с ним у двери стояли трое его сыновей. На старшего, Сантино, которого все, кроме отца, зовут Сонни, старые итальянцы смотрят косо; молодые взирают на него с обожанием. Сонни был слишком высок для первого поколения итальянских эмигрантов, а огромная шевелюра делала его еще выше. У него было лицо купидона с довольно красивыми чертами, но толстые и чувственные дугообразные губы и ямка на подбородке создавали впечатление чего-то непристойного. Он был силен, как бык, и к тому же он был так щедро одарен природой, что его жена (все это знали) боялась первой брачной ночи, как еретики инквизиции. Шепотом поговаривали, что во время посещения им в молодости злачных мест, даже самые искушенные в своем деле проститутки требовали после тщательного изучения его естества двойной оплаты.
Здесь на свадьбе, несколько молодых широкозадых дам с глазами, полными вожделения, следили за Сонни, но они напрасно тратили время. У Сонни Корлеоне, несмотря на присутствие его жены и троих детей, были сегодня планы относительно подружки сестры, Люси Манчини. Молодая девушка сидела в своем розовом платье и венком на блестящих черных волосах за столиком в саду. Всю неделю во время репетиций свадьбы она флиртовала с Сонни, а утром даже пожала ему руку во время молитвы. Для девушки это немало.
Ее не волновало, что он никогда не станет таким великим человеком, как его отец. Сонни Корлеоне - сильный и смелый человек, а сердце у него такое же большое и щедрое, как и член. У него буйный темперамент, и это не раз заставляло его совершать ошибки. Он часто помогал отцу в делах, но многие сомневались, сумеет ли Сонни стать достойным его наследником.
<...>
На протяжении всей зимы, во время подготовки к свадьбе ее лучшей подруги, Конни Корлеоне, Люси постоянно слышала передаваемые шепотом рассказы о Сонни. Однажды в воскресенье на кухне дома дона Корлеоне к обычным сплетням прибавилось и замечание жены Сонни, Сандры. Сандра - грубая и равнодушная женщина, родилась в Италии, но ребенком была привезена в Америку. У нее было крепкое тело, большие груди, и на протяжении пяти лет замужества она успела три раза родить. Сандра и другие женщины пугали Конни ужасами первой брачной ночи.
- Что касается меня, - смеялась Сандра, - то впервые увидев мачту Сонни и поняв, что он собирается воткнуть ее в меня, я закричала, будто меня собирались резать. Через год мои внутренности стали напоминать хорошо проваренные макароны. Услышав, что он проделывает ту же работу над другими женщинами, я пошла в церковь и зажгла свечу.

@темы: свун, вжжух... ням-ням, lolz, Книги, тройка, семерка, туз!

---

@темы: Говноуныние, Телевещание, inner EvS, Музыка