Не могу не поделиться самым сладким впечатлением сегодняшнего дня. Сайт с руководствами ВОЗ при одном из НИИ в составе МЗ РФ, перевод аннотации руководства по изучению кожной абсорбции. Цитирую: Даны рекомендации относительно преимущества применения для лабораторных исследований кожи человека по сравнению с кожей животных.
В рамках пятиминутки ненависти: почему писатели руками слоганов обязательно называют кофе ароматным? «Зайдите к нам на чашечку ароматного кофе!», «Наш свежемолотый ароматный кофе вас пленит, отрежет мизинец, пошлет родственникам и потребует миллион тысячными купюрами через неделю» и так далее. Почему кофе горячий, понять можно: теоретически он может быть холодным или теплым. Такая вот подстава: зашел кофе выпить, а тебе официант, хохоча презрительно: что, горячего хочешь, небось? С таежным прибором тебе, а не горячий! наверни, гнида, со льдом, и иди, прихлюпывая! Но ароматный? Где эти гении маркетинга видели кофе без запаха? Тогда уж сразу "жидкий" надо добавить. А то вдруг тот же самый официант возьмет и вынесет глыбу замороженного кофе. Или выгонит облако пара: нате, распишитесь, газообразный, впитывайте поверхностью тела. Еще вот "пушистные комочки" в заметке про новорожденных львят в ленинградском зоопарке. Младшая кошка моя, пока жива была, часто блевала слизанным подшерстком - вот это были пушистые комочки. На весь день негатив. Ароматный, блядь, кофе. Парфюмеры хуевы.
Товарищи дорогие, из жадности и глупости к вам обращаюсь. Сами мы не местные, на вокзале дедушка лежит с разжижжением мозга и профузным поносом. Отвлекаясь от темы вопроса: вот есть, допустим, почтенное издание "Сердечная недостаточность", импакт-фактор годный, реферируется ВАК. Есть зарубежный журнал "AIDS", например. А журнала "Профузный понос" нет. Почему? Так ведь классно было бы щеголять: а у меня три публикации в "Профузном поносе"! Так вот, нет ли у кого в epub полных версий книг роулинговских про Корморана Страйка? Вот честно - жалко платить по 250 рублей за книгу, которую никогда не буду перечитывать, но узнать, чем дело кончилось, хочется :3 Pretty please! Победила дружба!
МакРайли Иллюстрация к фанику "Побег" от авторов Ева Шварц и Tender Давно мне хотелось это сделать. Прошу меня простить за возможные косяки, в анатомии я все еще плаваю(
Спайдипул, в отношении которого произведена обстоятельная редукция, волшебным образом превращается в известное всем произведение шведской писательницы. Баян, небось.
Примерно так: Знакомство Питера и Дедпула произошло в один из тех неудачных дней, когда быть Питером было совершенно безрадостно. Обычно быть Питером - занятие очень приятное, ведь Питер - любимец всей огромной суперсемьи, и каждый изо всех сил балует его. Но в тот день все пошло шиворот-навыворот. Папа Тони отругал его за испорченную плату нового поколения, которой Питер ковырял ямки в кадке с пальмой, чтобы спасенному из-под колес дождевому червяку было удобнее вкопаться в грунт, Наташа и Пеппер хором крикнули: "Помойся и причешись!", дядя Брюс при виде Питера слегка позеленел, что было выразительнее тысячи слов, а папа Стив рассердился, потому что Питер поздно вернулся из школы.
- Опять по Адской Кухне гулял! - раздраженно сказал папа.
«По Адской кухне!» Откуда же папе было знать, что по дороге домой Питер повстречал девочку, которая одной рукой подняла автомобиль, чуть не задавивший котенка! Милую, дружелюбную девочку, которая при виде Питера закатила глаза и сказала "Вот дерьмо, чтобы дожить до тридцатника, пить надо начинать уже сейчас". Девочку, которая наверняка стала бы Питеру потрясающим другом. Но беда заключалась в том, что папа и папа хотели, чтобы Питер общался с совершенно другими сверстниками: мальчиками и девочками с чисто вымытыми ушами, посещающими от десяти до двадцати кружков по увлечениям и готовящимися к Гарварду с младшей группы яслей. Уши у Питера были так же чисто вымыты, и он с удовольствием ходил на занятия биологического кружка, но друзей найти никак не мог.
- Похоже, так всю жизнь и проживу без друзей, - с горечью сказал Питер, когда все обернулось против него. - Вот у тебя, папа, есть Тони. У дяди Клинта - тетя Лора, у тети Наташи - много вариантов, даже у Тора есть Локи, а у меня? У меня никого нет!
а потом:
- Пст, паучок! Можно мне здесь на минуточку приземлиться? Нет? Отлично! Нет - это почти всегда очень сильно закамуфлированное "да, конечно, еще", но об этом мы поговорим лет через десять.
Деанонилась моя команда. Я вам скажу, что в первую очередь нехилым для небольшого фандома 67 местом мы обязаны нашему капитану Ева Шварц. Видала я эффективных капитанов. Видала я тактичных капитанов. Но так, чтобы высочайшего качества результат точно в срок получался при идеально дружелюбном отношении ко всем членам команды, чтобы командный чат был наполнен лучами любви и чтобы никто ни с кем не ссорился - это был мой первый опыт. И если в целом про любые фб я окончательно говорю веское большеникада, то в отношении Евы правило не работает. Соберете еще команду - пойду просто ради удовольствия с ней работать А еще она верстала наши охуенные выкладки, и делала это как бог! А еще именно она написала "Другую историю", которая, нарушая законы физики, находится внутри фандома, но больше его во много-много раз. Еще хочу сказать спасибо сокомандникам. Мало того, что они талантливые авторы, гениальные артеры, косплееры от Сатаны (с) (вы видели бретеров?! это ж бомба!) и крафтеры от Бога (торт ДСП и заяц всегда в моем сердце), они еще и додавали приятной рабочей атмосферы, насыщенной ТГК :3 А я так и не победила проклятие одного мини. Стыдно. Собственно, то, что я написала, предназначалось в подарок бесценному Фобсу на день рождения, но он разрешил использовать его подарочек в корыстных целях, за что ему спасибо - как, собственно, и за унесшую мой разум в небеса, полные единорогов, серию комиксов "Бесобой". И Алексу Хатчетту тоже спасибо. Достижение разблокировано: страдала нечитабельным языком на протяжении 1,5к слов :3
Название: Небольшой шаг вниз Канон: «Бесобой» Автор: Tender Бета: Ева Шварц Размер: мини, 1591 слово Пейринг/Персонажи: Ярх, Сатана, Баффорт Ракшор Категория: слэш Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Немного о череде событий, в результате которых верный слуга оказался бунтовщиком
В страданьях ли, в борьбе ли, — горе слабым Дж. Мильтон
День был из тех, что ничем не запоминаются: жаркий, пасмурный, от моря несло солью и гнилью. Но именно в этот день Ярх решил просить своего господина о великой милости. В этот день — или никогда; так он пообещал себе, а обещания привык держать.
В этот день, как и в любой другой, глава охраны Падшего присутствовал при смене ночного караула, после сопровождал владыку во время прогулки по городу, а по завершении прогулки застыл у дверей небольшой комнаты за Тронным залом, где Сатана советовался с приближенными или предавался размышлениям. Глава охраны стоял тихо и недвижимо, как тень; тенью своей называл его и сам Сатана, довольно ухмыляясь; еще в городе говорили, что во дворце вечный полдень, раз тень Великого так коротка. На это Ярх не обижался. Пару раз ему пришлось затолкнуть такие слова в глотку зевакам вместе с языками. После этого дерзить ему в глаза осмеливались немногие.
Тронный зал был пуст. Закрылись ворота за Аваддоном Бесстрашным и Абиргалом Яростным, поспешил за ними Баффорт Ракшор, сомкнули алебарды часовые, отгородив покои от суетливых просителей, от крикливых торговцев на центральной площади. Ярх повел плечами, переступил с ноги на ногу и отошел от стены. Вслед за ним его тень — тень тени — покинула свой пост, масляным пятном растекшись по полу.
Через панорамное окно открывался вид на море и на дальнюю косу близ города, переходившую в область, законы жизни которой не были известны даже древним. Воздух над косой был зыбким, тяжелым, густым от неопределенности. «Дай мне знак», — одними губами прошептал Ярх. Коса оставалась неподвижной, ленивые волны наползали на нее, захлебываясь в натиске. Неизменно было и небо; тяжелые облака, повисшие над городом, таяли и теряли сущность, удаляясь от неизменных областей в край изменчивости, и над косой полыхало зарево зеленых огней, мерцающих и переливающихся. Где-то под самым куполом, за облаками, сфера мира медленно проворачивалась, издавая мелодичный звон, который был слышен только мудрецам и сумасшедшим. Нигде не было ни намека на знамение. Ярх с досадой отвернулся и принялся изучать диковинных тварей, переплетшихся сильными уродливыми телами на спинке и подлокотниках трона. Он так и не узнал о том, что за его спиной коса набухла, раздулась и лопнула, переливчатые останки ее растаяли в воздухе, и пустота, возникшая на ее месте, будто бы в ужасе от себя самой немедленно породила отвесный базальтовый склон, уходивший так высоко, что край его был скрыт облаками.
Что-то тяжелое, но рыхлое рухнуло в комнате за Тронным залом. Ярх схватился за рукоять сабли, в другой руке сверкнул метательный нож, но ругань повелителя зазвучала обыденно. Должно быть, один из фолиантов упал со стола. Впрочем, малейшего движения было достаточно для того, чтобы быть услышанным.
— Кто это? Абиргал?
— Нет, господин, — ответил Ярх, преклонив колено.
Падший окончил свое дневное уединение и вышел в зал.
Те из демонов, кто видел его каждый день, привыкали, теряли ощущение благоговения, даже позволяли себе шутки, касающиеся внешности повелителя, но каждый раз, разлучаясь со своим господином даже на кратчайшее время, Ярх немел от страха и восторга, а сердце его пропускало удар, как тогда, давным-давно, на рыночной площади. С того дня Падший не изменился: его поступь была могуча, а измененное великой битвой тело полно силы. Так, по крайней мере, думал Ярх, а до остальных ему дела не было. Тогда, в первую их встречу, Сатана должен был приказать убить его, а Ярх, злой щенок, готов был перегрызть горло любому, сражаясь за свою жизнь. Теперь он был готов отдать жизнь по первому приказу, но приказа не было. Щенка приручили.
Того же, кто видел Сатану впервые, уродство Падшего потрясало и ужасало. Для простого демона, привыкшего к себе подобным, все в нем было преувеличенно, и части тела казались причудливым образом собранными из легиона растерзанных на мельчайшие куски чудовищ. Ярх видел и другое: кошачье изящество, смертоносную быстроту и силу движений, ум, острый и гибкий, как рапира, насмешливую улыбку, которую трус мог принять за гневный оскал.
Ярх знал, каким отзывчивым, каким гладким и горячим на ощупь может быть это пугающее тело, знал, какое наслаждение могут принести осторожные или намеренно грубые движения Падшего, но об этом не стал бы говорить даже под пыткой. Впрочем, многие думали, что внимание Сатаны является пыткой само по себе.
Не все выдерживали особый интерес Падшего.
Возможно, именно поэтому присутствия Ярха во дворце долго не замечали вовсе; те же, кто сумел разглядеть его восходящую звезду, возненавидели главу охраны. Ему было не привыкать. Оскорбления Аваддона были просты и оттого гораздо более обидны, чем опасны. Там, где Безжалостный говорил: «Ты кучка дерьма», глава Визаров округлял две пары безумных глаз, спрашивая сам себя: «Что за урожай вырастет на столь обильно унавоженной земле?». Баффорта Ракшора Ярх не понимал, потому избегал, как сторонится незнакомых вещей битый жизнью уличный пес.
Тем удивительнее было, что из всех демонов именно Баффорт Ракшор дал ему совет, стоящий многих дружеских.
Двухголовый Визар оказался в таверне близ дворца, в которой Ярх имел обыкновение заливать перебродившим соком пустынной колючки то настроение, которое считал самым страшным признаком своей слабости. Это уродство было с ним с детства: бывали хорошие дни, полные веры в свои силы, но вслед за ними приходили плохие. Крепкое питье, от которого мутился разум, было лучшим лекарством.
Баффорт Ракшор поморщился и вылил на грубо сколоченный стол остатки выпивки. Ярх поднялся, не покачнувшись, и на ладонь высвободил ятаган из ножен: хмель глушил разум, но не сковывал тело.
— Ну, колдун, — сказал он зло и весело, — хочешь драки?
Баффорт Ракшор не удостоил его ответом, послав вместо слов одно из своих заклятий, от которого голова Ярха стала холодной, как воды океана ночью. Визар испарился прежде, чем его плоти достигли два брошенных Ярхом ножа, и тут же появился вновь, примирительно поднимая ладони вверх. Таверна быстро опустела; хозяин, однорогий толстый демон, спрятался под стойкой.
— Зачем мне драться с тем, кто уже победил сам себя, Смертоносный? — сказал Баффорт, Ракшор добавил: — Никто, кроме тебя самого, победить тебя и не смог бы, и мы это знаем.
— Встань, как мужчина, и сражайся! — закричал ему Ярх, рассекая ятаганом воздух.
— Мы хотим помочь тебе, маленький воин, — сказала ему тьма в углу таверны голосом Баффорта Ракшора, — и зачем эта возня? Встань, как мужчина, и посмотри в лицо своему страху. Ты ведь так боишься оказаться хуже, чем о тебе думают.
Был ли Ярх все еще пьян, или это страх его говорил голосами Визара?
— Подумай сам, маленький воин, разве тебе не наскучило быть тем, кто ты есть сейчас? — Мы могли бы сказать прямо, но это будет слишком вульгарно. — Как можно уважать того, кто не имеет своей воли? — Разве не Он назван свободолюбивым? — Или ты думаешь, что есть голод, который не насыщается обильной трапезой? — Он забудет тебя, выбросит тебя туда, откуда забрал. Скорее рано, чем поздно. — Если ты, конечно, не удивишь его, показав, что ты — больше, чем смазливая мордашка и красивое тело... — Впрочем, что нам? Может быть, ты хочешь вернуться на дно. Нам все равно.
Ярх швырнул стол в темный угол, и голоса затихли, но всю ночь звучали в его голове, а вместе с ними поселился названный и оттого растущий и утверждающийся в своих правах страх.
Разговаривая со своим страхом, Ярх лишился сна.
Для высших демонов еда и сон были пикантными формами досуга, излишеств; возможно, ни один из них и не мог уснуть по-настоящему, а о том, что происходило с пищей, попадающей в их рот, Ярх даже не задумывался. Его собственное тело было несовершенно, увечно; ему хотелось спать, еще чаще — есть. Эти особенности забавляли Сатану, но зачастую он забывал о них вовсе. Как-то раз Ярх заснул на часах у тронного зала: пока он стоял, солнце успело два раза зайти за горизонт и трижды взошло. После ему рассказали, что, выходя из зала, Сатана со смехом переступил через Ярха и легонько пнул его ногой, не разбудив: «Так-то неусыпны мои бретеры!». Падший не засыпал от насыщения ни за столом, ни в постели; казалось, ему доставляло удовольствие снова и снова будить вымотанного любовной игрой Ярха, испытывая на обессиленном теле один из тайных приемов, разжигавших чувственный интерес даже у полутрупа. Как-то раз он брал Ярха семикратно за ночь, и в последний раз Смертоносный молил о пощаде. Воспоминания о поражениях на арене не бередили его душу — таких у него не было. Воспоминание о поражении на ложе любви заставляло его щеки пылать; мольбы о снисхождении были тщетными, тело предало Ярха в седьмой раз, но хуже всего был взгляд Сатаны — пытливый, любопытный, насмешливый, и, пожалуй, ласковый.
Было бы страшно никогда не увидеть во взгляде повелителя ничего, кроме любопытства.
Еще страшнее было бы, если бы он и вовсе перестал смотреть на Ярха.
Тогда Ярх нашел Двухголового Визара и попросил его научить, как добиться уважения Падшего.
— Владыка, я стою перед тобой на коленях, — форма прошения скатилась с языка, как мелкая серебряная монетка. — Владыка, я взываю к твоей милости. Многие годы я верно служил тебе, позволь показать свою верность и в большем деле. Праздность опасна для того, кто держит в руках оружие. Если не смирить бретеров, они могут стать ножом, который воткнут тебе в спину. Опереди своих врагов, прикажи мне объединить бретеров твоим именем, и они станут мечом в твоей руке и продолжением твоей мысли. Доверься мне, господин.
«Если он спросит, достоин ли ты такой чести, скажи ему, что ты готов принять вызов любого сомневающегося легионера», — подсказывал ему Баффорт Ракшор. «Если он скажет», «если он сочтет»... Сколько было этих «если», но Ярх готов был сразиться с каждым из них, чтобы завоевать уважение своего господина, своего хозяина — своего любовника.
Однако многомудрый Визар не преуспел, предсказывая поступки Падшего.
— Они правы, ты вырос, — лицо Сатаны было спокойно; отчего же голос его был так холоден? — Дворцовый воздух даже из камня сделает хитреца. Значит, легион... Вот как ты решил, маленький упрямец? Будь по-твоему. Встань, Ярх, называемый Смертоносным, глава легиона бретеров. Прежде чем ты покинешь мой дворец, приведи мне троих лучших воинов из охраны.
Ярх поклонился, шагнул к двери и потерял равновесие. На секунду ему показалось, что он падает, но это была лишь крошечная ступенька, ведущая вниз, которую он не заметил.
Стив Роджерс и Тони Старк нервно курили на балконе, обсуждая особенности пубертата их приемного сына. - По ночам он запирается в комнате и не выключает компьютер. Тебе не кажется, что с ним самое время поговорить о контрацепции и ответственности? - Не ссы. У него ни одного порносайта в истории. Специально проверял. Парень залипает на какие-то научно-популярные ролики в ютубе. - Слава богу! - Да? А тебе не кажется, что это ненормально, когда мальчик в шестнадцать лет не гоняет ночами лысого на "Шикарные сиськи 18+"? - Тони. - Или там "Сексуальный мулат XXL приват"? - Ты сейчас с балкона полетишь.
А в бывшей детской Питер смотрел программу Аттенборо про пауков: - Господи, детка... Ооо как ты ее связал... Да, да, вжарь ей хорошенько, прижми эту вертлявую сучку, оплодотвори ее всю!
Короче, как дело обстояло: пришла одним холодным осенним вечером ко мне в скайп звезда очей моих и соавтор Doc Rebecca. У нее было 2 пакета Тони Старка, 75 таблеток старкокэпов, 5 упаковок ангста, пол-солонки безысходности и целое множество способов использовать суперспособности во время анального секса. Если уж начал смотреть Марвел, становится трудно остановиться. Единственное, что вызывало у меня опасение - это спайдипул; я знала, что рано или поздно перейду на эту дрянь. И вот решила я немножечко додать любимому соавтору; дай-ка, думаю, напишу порнушечку, маленькую такую, веселую, чтобы у всех все было хорошо. Отлично, Константин. В процессе выла, рыдала, колотилась об стены, вызвала дух Каннингема и насадилась на кэпостарк Не читая канона, не смотря канона, осилив половину ЖЧ. Так что извините. Мопед не мой. А еще глухой, слепой и капитан Америка дальнего плавания. Мне стыдно, но не очень :3
Название: War is over Автор: Tender Бета: Doc Rebecca Пейринг: ОМП/Тони Старк, намек на Стив Роджерс/Тони Старк Жанр: драма Рейтинг: NC-17 Предупреждения: упоминание смерти персонажа, не исключен ООС всех, даже Нью-Йорка Примечание: Ребекке с любовью, филинами и благодарностью за прекрасный упорос
читать дальшеЯ вышел из больницы. Никакого определенного плана у меня не было; вызвал такси, автоматически назвал адрес одного бара, в котором можно подцепить мужика на пару часов, и только тогда понял, что это было единственно верным решением. Домой таким возвращаться не хотелось, в кино ничего интересного не было, да и не смог бы я отвлечься. А так хотя бы надраться, если клевать не будет.
По этой части — мужиков, не выпивки — я не то чтобы был в завязке, но крепко сел на диету с женитьбой. Пруденс не знала, конечно. Если бы узнала, сдается мне, что возражать бы не стала — наоборот, задвинула пламенную речь про права угнетенных и общество, состоящее из личностей, только девочка может уйти из протестантской семьи, а семья из нее никогда не уйдет, и чем громче Пру говорила про гражданские свободы, тем явственнее слышен был визг моей драгоценной тещи где-то в ее голове. Тем более после рождения Люси. Ей-то об этом точно знать не следовало. Можете назвать меня консерватором и будете дохуя правы, потому что я считаю, что детей в это впутывать совершенно не следует.
Мне всегда нравились мужики. Не те слащавые ангелочки, которыми полон любой молодежный клуб, все эти смузи, планшеты и конверсы, торчащие мослы, бабские духи и тонкие запястья. Нет, ничего такого; кому нравится — ешьте, но меня увольте. Мужчина должен быть мужчиной. От тридцати до пятидесяти, следящий за собой, пахнущий мужиком, выглядящий, как мужик, и готовый лечь со мной в постель без взаимных мозгозатрахиваний, чтобы разойтись доброжелательными незнакомцами после завершения проекта — вот мой герой. Такого в наше вегетарианское время еще поискать.
В тот вечер мне везло. Не иначе, Господь Бог бросил спасательный жилет, щелкнув заодно по носу: кто это такой Стивен Финли, сержант, директор по развитию Тихоокеанского филиала «Боинг», который тут сидит в коридоре, пьет говенный больничный кофе и думает, что меня нет? Еще как есть, получи и распишись. Ироничный сукин сын этот Бог, между нами.
Так вот, не успел я устроиться и заказать дежурный бурбон, как парень, сидевший через два стула от меня, махнул бармену: мол, повторить — и по пьяной его пластике стало понятно, что повторением он занимался, как будто готовился к экзамену по технике скоростного запоя. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но после больничных коридоров все здоровые люди одинаковы – как один, мать их, полны жизни.
— Не возражаешь, босс, если я с тобой выпью?
Конечно, я не возражал. Он был хорош и, наверное, знал об этом, но всё равно отчаянно хотел нравиться, по крайней мере под пьяную лавочку, вот и заглядывал в глаза немного заискивающе. Губы у него были яркие, будто припухшие, полуоткрытый рот не то чтобы намекал — прямым текстом приглашал запихать за щеку что-нибудь потолще коктейльной трубочки. Сами по себе и глаза, и губы меня бы не забрали, но по контрасту с эспаньолкой, упрямо выпяченным подбородком и крепкими плечами картину рисовали самую порнушную. Такого вот, придерживая за подбородок, пошлепать хуем по губам, заправить в самую глотку, а потом, на десерт, перегнуть через кушетку и выебать до звезд и полосок в глазах — ничего большего от вечера и ждать не стоит. Он, кажется, все мысли на лбу у меня прочитал, потому что, не дожидаясь ответа, подсел поближе. Раздвинул ноги, устраиваясь на барном стуле, и прижался горячим бедром к моему бедру. — Почему босс-то?
— Выглядишь так, что сразу хочется слушаться. Давай поспорим, что твои подчиненные гнут шею за победу капитализма с удвоенным пылом, — он улыбнулся во все тридцать два зуба, как чертова американская мечта, и подмигнул мне с обезоруживающим мальчишеством.
— А если я, например, художник? Весь из себя модерновый и картины хуем рисую, а, Шерлок?
Он с готовностью засмеялся:
— Куплю парочку для коллекции, если хуй красивый.
— Хочешь в гости? Порисовать?
— Ломаться не буду, извини, — он залпом допил и поднялся, — Веди, Караваджо.
— Можно просто Стив, — я собирался предложить ему руку, галантный более чем дохуя, но он держал спину прямо, как балерина, и двигался с неожиданной для его градуса грацией.
— Как? — он посмотрел на меня и набычился, как будто я собирался его подколоть, — Стив, говоришь?
— Ну, так утверждали родители, — я тоже был не дурак выпятить челюсть, но с него задиристость мгновенно слетела, как будто приснилась.
—Значит, это судьба... Стив. Пойдем, мой хороший. Поучишь меня композиции.
— Тебя-то как называть? — уточнил я, расплачиваясь. Он задумался, перебирая варианты:
— Даже не представляешь, какой приятный вопрос! Сто лет не слышал. Зовите меня Измаилом... Ты против Тони ничего не имеешь?
Я покачал головой — мне, строго говоря, было все равно.
— Испытываю, понимаешь, то ещё злорадство, когда... Ну, это не интересно. Гораздо интереснее, как мы в этом сраном районе поймаем такси, если в каждом уже сидит по паре гламурных кис и свален десяток пакетов Шанель.
Я отвез Тони в нашу с Майком холостяцкую берлогу. Мы снимали ее как раз на случай таких событий: у меня жена, у него парень, но иногда нужен свой угол. Разницы между нами было четыре года, и все детство мы дрались, как проклятые — но мой индейский вигвам всегда был его вигвамом, мой геймбой и моя коробка гондонов тоже были к его распоряжению, а мой лучший друг стал его первым мужиком. Так выходило, что я мог его хорошенько взгреть, но никогда ничего не жалел для брата. Правда, Майк давно уже этой квартирой не пользовался: не до того было.
В бар я заявился в таком настрое, что стойка на полшестого казалась победой демократии, но в такси Тони дал волю рукам и языку. Руки у него были умелые, а язык — ровно такой грязный, чтобы меня завести, и подвешен что надо. На лестничной клетке я не выдержал и прижал его к стене, присосавшись к загорелой шее, Тони застонал, долбанулся затылком о декоративный камень и прижал мою руку к ширинке джинсов, аккурат поверх соблазнительно прощупывавшегося ствола.
— Охереть как хочу тебя, Стив... Выебешь меня?
— Есть сомнения? — сказал я ему на ухо и сжал руку, оглаживая его напряженный член. Стоял у меня уже так, что галстуки можно было вешать.
— Никак нет, сэр, — отчеканил Тони, лапая меня между ног, — Есть только желание взять у тебя в рот. Ты ведь любишь это дело, Стив? Правда? Я тебя обсосу, как леденец, он у тебя такой охуенно большой; хочешь, прямо тут?
Я много чего хотел, но черт его знает, не жили ли на лестничной клетке семьи с детьми. Пришлось возиться с замками, хотя сжимать хотелось хер Тони, а не ключ.
Он разделся быстро, как по свистку капрала, и стал помогать, точнее, мешать раздеваться мне. Под одеждой он оказался даже лучше, чем в ней. Чёртова пуританская колония с ее навязчивыми нормами, из-за которых мужчина с загорелым, мускулистым, холеным телом, с соблазнительными рельефными бицепсами и накачанным задом (белой полосы от плавок почти не было, и я позавидовал тем, кто сопровождал его в отпуск) вынужден скрывать свое богатство под рубашками и брюками. Хотя этого попробуй испорть. Такому, честное слово, не зазорно и латексное трико напялить, вроде тех супергероев из новостей.
Тони откликался на ласку с жадной готовностью, как будто его годами на голодном пайке держали. Я огладил его торс, ущипнул мгновенно потемневший сосок, провел пальцами по курчавой полоске волос, ведущей вниз:
— Знаешь, как эта штука называется? Тёщина дорожка.
Он вздрогнул и напрягся, как будто я метил ему кулаком в солнечное сплетение:
— Забавно. Я это слышал только от девяностолетнего...
— Ну, — ухмыльнулся я, не понимая заминки, — я тоже. От деда.
— Деда... — повторил Тони задумчиво и провел ладонью по лицу, — Ясно. Дорожка тёщина. Хуй твой. А сосать буду я. Такое вот разделение труда.
Сосал он действительно потрясающе. Ему нравилось меня дразнить, поэтому время от времени он отстранялся и с русалочьей мечтательностью смотрел на мой хер, кружа вокруг да около и еле касаясь головки краешком губ. Когда я легко прихватывал его за волосы и заставлял принять за щеку, он подчинялся с видимым удовольствием. Но кончить в рот не разрешил: отпрянул и потянул меня к себе, вниз.
Я всегда предпочитал по-нормальному, лицом к лицу, но Тони настоял на собачьей позе. «Меня в детстве покусал золотистый ретривер, с тех пор я такой», — отшутился он, притираясь ко мне всем телом, но это были отговорки в пользу бедных. Мне не мешало, пусть себе думает, о ком хочет.
Размениваться на вылизывания и растрахивания у меня уже не было никакой терпежки, да и Тони подгонял, нетерпеливо ёрзая и призывая не церемониться. Видимо, ему все-таки было больно, потому что болтовня его увяла на корню, когда я вошел, а спина закаменела.
— Что мне сделать, мой хороший? — виноватым я себя не чувствовал, но хотелось как-то помочь расслабиться. Тони с присвистом втянул воздух и прохрипел:
— Поговори со мной, пожалуйста.
— О чем? — тот еще из меня был оратор.
— Все равно, просто... Ч-черт, здоровый какой... По имени назови.
— Тони, хороший, Тони... — заворковал я, обцеловывая его плечи, и он прогнулся, застонал, впуская меня глубже, — Тони, ты такой охуенный, я так хочу тебя, так нравится тебя ебать, такой сладкий...
Он не прерывал меня, только уже в конце забега, когда моя речь потеряла всякую связность, спросил:
— Стив, Стив, ты ведь не кинешь меня?
Я подумал, он говорит про свой оргазм, и, конечно, поспешил заверить, что это не в моих правилах. На «ни за что тебя не кину, Тони» он дернулся, взвыл и насадился так, что у меня чуть глаза из орбит не выпали. Выяснилось, что о его оргазме заботиться было уже не нужно.
Засыпать он начал почти мгновенно: пробормотал что-то про проблемы со сном и отрубился прямо на полу. Пришлось накрыть его пледом и оставить на полчаса. Я выпил кофе, обстоятельно прочел толстый журнал о новинках архитектуры (двухлетней, что ли, давности, когда Майка еще интересовала его профессия), поскучал, глядя в потолок, и пошел будить припозднившегося гостя.
— Тони, тебе пора. Тебе правда пора. Тони, эй!
Он толком не проснулся, просто вытянул руку из-под пледа и обхватил меня за щиколотку.
— Стив, нет... Нет, кэп, ни за что на свете не встану, нет... Милый, скажи Пеппер, я до завтра труп...
Я понял, что он снова разговаривает не со мной.
Он все-таки поднялся, продолжая азартно и обаятельно материть какого-то твердолобого «кэпа», и осекся, разлепив глаза достаточно, чтобы разглядеть меня.
— Ох черт. Извини, я был так уверен...
— Ничего, бывает.
Он одевался быстро; руки у него тряслись, как у торчка в предвкушении дозы. До сих пор не знаю, как так получилось, но я вдруг сказал, что у моего брата СПИД, и ему осталось недолго. «Ох, чувак», — сказал Тони. Обнял меня — и после сочувственного молчания лечащего врача Майка, после многословных утешений моего психоаналитика, звонков юриста, истерик, молитв, целителей, попыток выбить экспериментальное лечение и Т-клеток, которые, как лошади на ипподроме, гнали, исчезая круг за кругом, после того как Майк перестал даже стонать, погрузившись в отрешенное ожидание, я впервые смог по-настоящему заплакать. Мы долго сидели на полу: никого, кроме нас, во всем Нью-Йорке. Дождь забарабанил по карнизу, и посторонний звук отвлек меня от наматывания соплей на кулак. Я извинился, вышел в ванную и засунул голову под холодную воду. Тони так и сидел на полу, разминая руку; стоило мне сделать пару шагов по коридору, как он немедленно прекратил это занятие и принял непринужденную позу, будто у него на плече не двести фунтов висли, а стайка фей порхала. Удивительно, как редко бывает, чтобы хороший любовник оказался хорошим человеком; я сделал вид, что не заметил его маневра, и смешал нам виски с содовой. Когда я подавал ему стакан, он удержал мою руку и очень серьезно посмотрел снизу вверх:
— Ты вот что... Извини, из меня хуевый утешитель, но от нас ведь рано или поздно все уходят: одни насовсем, другие к кому-то. А жизнь все равно продолжается, хочешь ты этого или нет. Понимаю, звучит не очень, но всё еще будет хорошо.
Я уже успел покрыться своей повседневной чешуей и издевательским тоном спросил:
— Сам-то ты в это веришь?
Он так мне и не ответил. * * *
Через год разборки между мутантами, которые газетчики с идиотским пафосом окрестили «Гражданской Войной», закончились; утром пришли результаты школьных тестов, у Люси были «Б» только по трем предметам, так что я приехал на ланч домой. По телику показывали какие-то похороны. «Папа, папочка», — позвала меня Люси, выстроившая на ковре настоящий зиккурат из своих игрушек-пони. Я повернулся и увидел его фотографию в черной рамке, и тут же — крупный план церемонии. Цветов было море.
— Эн-то-ни Ста-арк, — прочитала Люси, — ка-ва-лер ор... Папа, что такое «кавалер?»
…«Жизнь продолжается, чувак», — сказал бы я ему, и он бы наверняка посмеялся со мной вместе.
1. Опишите себя так, как описали бы персонажа, которого вводите в текст.
В антураже производственного романа, лол :3
читать дальше- Котики, блядь, - сказала круглолицая крашеная блондинка и скорчила неодобрительную гримасу, обращаясь к монитору. Глаза у нее были небольшие, глубоко посаженные и темные, и что-то в мимимке упорно наводило на мысль о мелком подвижном хищнике. Хорьке, наверное. Или скунсе. Алекс в области зоологии был тот еще профессор, но бомбило круглолицую от души, прямо как американцы - Дрезден. - Вот же ж хуй паучий, а? - продолжила блондинка, заглядывая в кофейную кружку. В кружке, очевидно, успокоения она не нашла. - Пиздец какой-то. Не, Коль, ты погляди, ты просто посмотри на этих мудозвонов, они свое ебаное авторитетное мнение в жопу себе засунуть могут и повернуть! И как работать теперь? И делать с этим что? Ебаная жизнь! Коля смущенно пожал плечами: - Вот, познакомься, наш эксперт. Ника, дорогая, к нам тут... - Ой, - сказала блондинка и покраснела, - извините. Это я тут что-то впала в раж. Она посмотрела на Алекса с преувеличенной вежливостью запойного сквернословца, вынужденного подрезать песне крылья в официальной обстановке, и растянула губы в широкой улыбке. Коля его представил: - Это с токсикологией, по тропаревскому делу. Шея у блондинки все еще оставалась красной, и, видимо, чувствуя за собой прокол, она частой очередью отстреляла всю обойму комплиментов: как же скоро был готов отчет, как же Алекс его хорошо написал и как же замечательно, что не надо никому звонить и напоминать. Секретарша Лена, фигуристая фея с бедрами Женщины-кошки, принесла растворимый кофе, пахнущий студенческими годами и покрышками, Коля вынул из заначки шоколадный батончик и с дежурным "Сделай паузу" протянул половину Алексу. Блондинка вчиталась. По оформлению шапки Алекс понял, что ее внимание привлек раздел с химико-токсикологическим анализом. - А, няша какая, - сказала она, подчеркивая две табличные графы, - как чистенько, как аккуратно! Я тебе говорила, Коль, это грибы, он их центрифугировал и подкинул в банку с опятами. Банку выкинул, следов спор нет, яд разваливается прежде, чем мы анализ берем. Кра-со-та! Сама бы так сделала. Таких в профессии Алекс навидался: через одного Декстеры на словах, а в реальности вряд ли муху рискнут обидеть, но все-таки не любил этой публичной бравады: - Прямо-таки так бы и сделали? - Мои вкусы несколько специфичны, - блондинка поиграла бровями, - я, знаете, люблю запах напалма по утрам. Спасибо большое за отчет, можно я вам позвоню, если будут вопросы? - Можно, конечно, - ответил Алекс, но очень надеялся, что не позвонит.
2. У вас есть какой-нибудь особый ритуал, который вы выполняете до/во время/после написания текста? 3. Какие фики вы любите писать больше всего? [Жанр, я так полагаю, имеется в виду в первую очередь, а вообще - какие угодно детали] 4. Есть ли какие-нибудь фикрайтеры, которые вас восхищают? Кто, почему? 5. Сколько слов вы способны написать за один час, если очень сильно сосредоточитесь? 6. Первый фик/пэйринг, который вы писали (если джен, опишите сюжет).
Это был джен про мери сью, которая пичально собиралась сгореть на костре за великую любовь к Мелькору. Просто не спрашивайте
7. Вдохновение, время или мотивация? Выберите две вещи из трех. 8. Почему вы пишете? 9. Вы планируете писать что-либо, помимо фиков?
Наверное, все-таки нет, маловато идей на свой большой мир или на свой длинный сюжет. Но черт его знает, что будет дальше.
10. Что вас больше всего вдохновляет? 11. Самое странное, что вы когда-либо писали/думали написать. 12. Уже написанный фик, который вам хотелось бы написать лучше (объясните, почему и как хотелось бы его изменить).
Обычно стараюсь максимально отстраниться от написанного текста и глазом беты на него не смотрю. А по прошествии полугода-года он уже стабильно воспринимается без всякой критики: кривой, косой, но мой и отвечавший настроению того момента. Я бы лучше дописала те фанфики, которые повисли тушками на столбах))
13. Любимый фик другого автора.
The Shoebox Project. Все еще тот случай, когда фанон стал больше канона.
14. Сайд-пэйринги (дополнительные к ОТП пэйринги), которые вы любите вставлять в текст. 15. О чем вам нравится писать, чем стыдно поделиться с окружающими? [Guilty pleasure] 16. Вы предпочитаете создавать план и структурировать идеи заранее, или придумываете сюжет по ходу написания? 17. СМожно ли сказать, что вы пишете быстро? 18. Сколько вам было лет, когда вы начали писать? 19. Почему вы начали писать? 20. 4 предложения из фика, которым вы гордитесь.
Бельё колыхалось, сияя крахмальной чистотой в свете фонаря и создавая какую-то потустороннюю атмосферу. Дочь прошла вдоль прогнувшейся под весом простынь верёвки, Ингиным непринужденным жестом касаясь ткани кончиками пальцев, как будто искала выход из лабиринта по зарубкам на стенах, и Хрусталёв замер, отыскав точку, ракурс и уже ощущая, что героиня должна резко, вдруг обернуться на три четверти, подбирая рукой встревоженные ветром пряди, и в этот момент простыни согласно вздымаются, нахлестывая так, чтобы камера держала только её лицо и пальцы, подрагивающие у виска. Ася повела плечами и опустила голову.
- Ненавижу, когда ты начинаешь так смотреть, - пожаловалась она, механически поправляя чью-то сбившуюся с веревки простыню. - Как будто мясо в магазине выбираешь. Ну, пошли уже, чаю хочу выпить, устала.
Окей, ребята, дело серьёзное. Мне нужны все ваши рекомендации на спайдипулы. Русский, английский. Все, что можно, все, что нам нужно, все оттенки Патрушева, запах жевательной резинки, когда одному лет меньше, чем другому дадут строгача, и так далее.
Посмотрела этот ваш трейлер гражданки. "Девочка ела и ела, пока больше не могла", как говорил Бальдур фон Ширах. Так вот, больше не могу. Зашипперила. Сломалась. Насадилась на немедленное предвкушение соавторского упороса - смерть, жопа, сатана, все огни ада и кабаре анальных клоунов "Фрейд и Хорни". "запомните этот твит" (с) Ужасно
В одном американском онгоинге про нашу скучную реальность недавно разыграли сцену, в которой двое мужчин друг другую признаются в чем-то, что скрывают от других. Один объявил, что у него ВИЧ, второй - что у него биполярное расстройство. И тут у меня возник вопрос. Понятно, почему ВИЧ-инфицированные или люди с гепатитом С признаваться в своем статусе публично не хотят: социальная стигма, все дела, большинство рядовых юзеров все еще считает, что ВИЧ переносится через посуду или поцелуи. Понятно, почему, например, шизофреник в ремиссии вряд ли будет открыто говорить о своем диагнозе: психические расстройства, связанные с нарушениями мышления, тоже пугающе действуют на обывателей. Но расстройства аффекта? Неужели существует фобия депрессии или МДП, правда ли в наличии таких заболеваний стыдно признаваться? Что тут работает: стыдно быть больным в принципе, стыдно не контролировать свое настроение? Чего люди могут бояться применительно к депрессивному/МДП больному? Приступов мании, что ли? Очень интересно мнение публики, в особенности тех, кто сталкивался на практике.
Опять-таки к гендерному празднику. Вот вам хорошее неигровое кино про все сразу: и про свободу выбора, и про женский труд, и про жизнь в одиночестве, и про русскую чернуху, и про всепобеждающий оптимизм.
Из "Версаля" аккуратно вырезали первую же невинную, как маргаритка, постельную сцену Месье и шевалье. Нет, конечно, бесконтактный минет не был украшением сериала, но без него персонаж теряет половину смыла. По этому поводу задумалась: как много таких сцен вырезано няш-мяш цензуркой в том, что нам показывают в кино или по ящику? А еще Месье-то выходит положительный персонаж, раз его по закону педиком нельзя делать :3
Посоветуйте художественной литературы, котики. Чтобы было интересно, но чтобы можно было читать в метро. Нил Стивенсон этим критерием срезается, "Смешение" прекрасно, но не смог в режиме 2 по 30 минут. Заранее спасибо и лучи любви!