[dalamar]

Для Ринтари, пусть поправляется скорее
Не без соплей и не без флаффа))

Драбблик про Марту, енота и кое-кого ещё

Енот демонстративно повязывает на шею шарф, говорит срывающимся шепотом, смотрит скорбно и с достоинством. Марта отмахивается от него мокрым полотенцем, закатывает глаза, называет симулянтом. Енот обижается смертельно, садится в углу и накрывает голову хвостом, время от времени издавая рудничный кашель. Впрочем, надо отдать ему должное - никогда не выносит сор из избы, и на взволнованные расспросы соседки, пришедшей одолжить у Марты пару луковиц, отвечает, что чувствует себя превосходно. Кашлять не прекращает. Марта наметила большую воскресную стирку, в одиночку ей будет трудно справиться.
"Надо позвать к чаю Генерала, пусть расскажет про саботаж", - ворчливо замечает фройляйн, вынимая из буфета баночку акациевого меда. Енот пропускает это замечание мимо ушей - он занят знакомством с медом. Кашель, по мановению волшебной палочки, прекращается. Марта стоит, уперев руки в боки, натянув на лицо самое суровое выражение, и чувствует, как внутри у неё расправляется какая-то пружина. Слава Богу, думает она, не болен. Вот ведь злокозненный зверь.

У енота подозрительно блестят глаза, он шмыгает носом, сипит, деятельно изображает приподнятое настроение. Подойти отказывается, мол, не успел шерстку вымыть. Приходится звать подкрепление. Через полчаса больной уже уложен под одеяло, обложен подушками и напоен чаем с тройной порцией малины и мёда. Вызывают врача. Лучший рэттисбургский педиатр как раз сидит в гостях у лучшего рэттисбургского ветеринара, так что они по очереди обстукивают и прослушивают недовольно насупленного енота, перекидываясь малопонятными фразами. В воздухе скрежещут четырехсложные и пятисложные слова, задевая друг за друга колючими концами.
"В этот раз, фройляйн, без антибиотика не обойтись", - с сожалением говорит ветеринар, и педиатр расстроенно покачивает седой головой, убирая стетоскоп в чемоданчик. Ничего серьёзного, но пациенту стоило бы вести себя разумнее и не устраивать в снегу бассейн.
Фройляйн кивает, записывает перечень лекарств, угрозами и просьбами заставляет енота выпить аспирин. Пилюлю может подсластить только большая шоколадная конфета, но пациент сонен, вял и жует её без особого интереса.
"Если ещё раз попробуешь выйти на улицу без ботинок!" - фройляйн угрожающе обрывает фразу, поправляет одеяло и сухо, быстро целует засыпающего енота в лоб.
В аптеке её уже дожидается заботливо упакованный бумажный сверток. По пути встречается посыльный из бакалейной лавки, помогает донести покупки до дома. Он, собственно, к ней и собирался - хозяин послал три банки горного меда и унцию лучшего чая.
"Она - сама корректность и вежливость, - говорит владелец аптеки жене, разбалтывая осадок в бутылке с экстрактом зверобоя, - но в прошлый раз, когда зверёк заболел, а у нас не оказалось йодной мази для горла... Милли, дорогая, представь себе, я испугался". Милисента кивает. Что тут представлять, даже Генерал испугался бы этой непримиримой складки в углу рта.

Марта болеет незаметно для всех. Так же хлопочет по дому, летом - садовые работы, зимой - шитьё или вязание. Разве что двигается чуть медленнее и садится осторожно. Болезни Марты чувствует только дымчато-серая кошка, близкая знакомая байрулиннского посла. Приходит в гости, подолгу царственно сидит на коленях, вымурлыкивая боль.
Марта смотрит на фотографию, стоящую на комоде.

Они оба не любили болеть, тем более что время и род занятий не располагал.
"Я что, девица, что ли, чтобы лежать в кроватке и читать романчики?!"
"Эта мерзость! Эта чертова мерзость! Красный нос и отекшие глаза! Убей меня прямо сейчас, я не хочу ходить, как кролик!"
"Друг, коли-ка ты сам себе свою химозу. Вам, медикусам, палец протянешь - по шею оттяпаете!"
"То есть как это лежать весь вечер дома?! А прием... А новые запонки... Давайте лучше инъекцию обезболивающего? Ну пожалуйста, доктор, ну пожалуйста!"
Фройляйн боролась с этим безответственным отношением, сколько могла: мягко увещевала, молча выкладывала таблетки в маленькие блюдца и ставила рядом с приборами, расставленными к завтраку или к ужину. Самолично делала отвары для полоскания горла. Стояла в дверях в то время, когда обожаемый хозяин разговаривал с доктором (конечно, сам осмотр обходился без неё, это не женское дело). В её присутствии он тушевался, проглатывал большую часть нецензурных выражений и соглашался хотя бы на необходимый перечень оздоровительных процедур.
Фройляйн за полдня до выпуска газет знала обо всех масштабных политических событиях. Накануне у хозяина подскакивало давление. Гипертонические кризы пахли коньяком. Молодой граф прятал свой непростой характер, как еж прячет иголки, и ухаживал за начальником, таская подносы с жиденьким чаем и аккуратно изымая из кабинета все рабочие бумаги.
Иголки, к сожалению, никогда не прижимались надолго. Марта поджимала губы, качала головой. Молодость всегда одна и та же - очаровательна, но не знает компромиссов. Как-то раз молодого графа привезли в полуобморочном состоянии, в испачканном кровью новехоньком костюме, совсем недавно сшитом на заказ в Париже. Личный врач штабшефа поцокал языком, сделал какой-то укол и прочел аудитории лекцию о вреде наркотических веществ. Тот, кому не мешало бы это послушать, валялся на кушетке с закрытыми глазами и вряд ли осознавал, где он и кто он.
"Надеюсь, Вам хотя бы немного стыдно за вчерашнее приключение?" - ледяным тоном осведомляется Марта, выставляя перед только что проснувшимся графом стакан молока.
"Моему раскаянию нет предела", - немного натянуто отвечает малолетний наркоман, не поднимая взгляд выше скатерти. Только сейчас фройляйн обращает внимание на то, как он сидит. Немного смягчается, но виду, конечно, не подаёт. Так вот к чему было грозное утреннее замечание штабшефа о целесообразности телесных наказаний. Достает из буфета тарелку с овсяным печеньем - к молоку.
"Как вы думаете, фройляйн, он меня любит?"
Марта задумывается, прежде чем ответить. Да и прилично ли будет отвечать? Каково бы ни было её положение в доме, каким бы родным ни был для неё драгоценный хозяин, формально она всё-таки прислуга и должна знать своё место. Но мальчик вряд ли стал бы нарушать эти правила приличия, если бы не нужда.
"Думаю, господин граф, это ни у кого не вызывает сомнений".
"А у меня иногда вызывает", - он хмурится, растирает пальцами припухшую кожу под глазами. Это уже кокетство. Марта поджимает губы, запечатывая улыбку и ехидное замечание о том, что есть такая пословица: раз бьёт, значит... Это несолидно. Ставит перед мальчиком желто-коричневый пузырёк с притертой стеклянной крышкой и ложку.
"Что это?" - с удивлением спрашивает он.
"Рыбий жир, господин граф. Рекомендация доктора. Господин начальник штаба поручил мне лично проследить".
Судя по всему, ночное вразумление было действительно эффективным.

Фройляйн закрывает глаза и осторожно проводит рукой по дымчато-серой спине. Кошка вежливо принимает ласку. Главное - стараться не думать о том, от чего никакие её заботы не смогли спасти.