Маленькая прода :3 Жду ответного хода, Фобсе!
Интермедия. Мельник.
"Ахалай-махалай, сим-салябим, ляскин-масяскин! - зловеще завывал дед, совершая руками странные пасы и пританцовывая ламбаду, - Отъебися все плохое, приебись хорошее! Ну, князь, смотри в воду, что видишь?"
"ЕЛЕНУ!!" - незамедлительно среагировал Вяземский, перегнувшись через мостки так, как будто собрался выблевать дедов самогон.
Мельник вгляделся в воду. Там, как обычно, показывали пузыри. Без стопаря табуретного зелья аттрибутировать их было довольно трудно.
"Ра-ра-ра-ха-ха, рома-ро-ма-ма! Га-га у-ляля! Вонт ёр бэд ромэнс! А теперь что видишь, князь? Видишь ли будущее своё?"
"ЕЛЕНА!!" - нервно взревел Вяземский, намереваясь обняться с ручейком.
"Тэээк... Небольшая проверочка, - сообщил мельник. указывая перстом на мельничное колесо. - Кого видишь, князь?"
"Её... ЕЛЕНУ!" - со страстью выкрикнул Вяземский, подаваясь навстречу колесу.
"А теперь?" - мельник ткнул в направлении совы, приклеенной к ветке для декорации.
"ЕЛЕНУ!!"
"Фак мой мозг! А теперь?" - мельник робко указал пальцем на себя.
"ЕЛЕНУ!! - воскликнул Вяземский, глянул на мельника с нехорошим, плотским интересом, но тут же поймал головой сучковатую палку, на которую опирался атсральный дедушка, и немного очухался. - Бывает, гляжу на забор - и вижу её же. К чему это, дед? К хорошему или к плохому?"
"К тому, что дозу брома мы, пожалуй, увеличим, и добавим галоперидол".
Пир и визит к боярину Морозову
Вяземскому на пиру яда не досталось, но он все равно ушел в себя и впал там в пессимизм. Он плакал, жевал бороду, звал Елену, тыкал вилкой в стол, в окружающих и в себя. Когда вилка затупилась, Вяземский потянулся за половником, которым разливали по тарелками жидкую перловку. Стол был постный, все поросята - фальшивые, из полбы и репы. Когда ложка сломалась, Вяземский перешел на канделябры и, наконец, привлек к себе внимание высочайшей персоны.
"Что это ты, Афанасий, князь Вяземский? Совсем заела тоска любовная?" - спросил царь, оторвавшись от очередной эпистолы Курбскому. Иоанн Васильевич в полемике, как и во всех прочих сферах бытия, достиг виртуозности небывалой. Свиток, покоящийся на его коленях, пестрел яркими и емкими выражениями типы "былинный отказ!", "В Казань, скот!", "тварь навья, лжец и дева убогая", "ты - уд срамной, мать твоя - девка гулящая", "почему вы отвечаете священным писанием на вопрос?" или "это ваш афедрон на юзерпике?".
"ЕЛЕЕЕЕНА!" - проревел в ответ Вяземский, утирая слезу.
"Ну, ну, не плачь, возьми платочек. Хороший, не отравленный. Ну сходи к нему, скажи, чтобы не жадничал и дал на время боярыню поиграться, а мы вернём! Проследи, Федя, мне делами заниматься надо: в мировой политике опять кто-то не прав."
"Слушаюсь, папочка!" - Федор кокетливо сдвинул на ухо васильковый венок, привычным жестом подхватил за ногу Грязнова и отправился выполнять свой нелегкий долг перед родиной.
Тем временем князь Серебряный и боярин Морозов сидели и пытались составить расписание пользования Еленой. Они только-только перешли к почасовому графику на среду, как их побеспокоил ворвавшийся в комнату слуга.
"Дружина Андреевич! К нам приехали дядя Федор, пес и кот! Принесли посылку, только на руки не отдают, говорят, у нас документов нет!"
"Ты офонарел, что ли?! У меня все опричники по айпи забанены!!" - проревел Морозов, запуская в слугу кубком.
"Так они говорят, что у них письмо с прикрепленным файлом от царя-батюшки!"
"Спам, небось... - вздохнул боярин, покосившись на Серебряного. - Ну, тогда открывай ворота и выключай Касперского".
Опричники очень долго входили в дверной проем: ни один не хотел оказаться последним. Наконец, они выстроились по росту (Басманов любил быть первым и для таких случаев носил шпильки), Вяземский развернул бумажку с речью и зачитал царский указ, возвращающий Дружине Андреевичу честь, совесть, достоинство и выделенный хостинг на домене .рс (Русь Святая).
"ЕЛЕНА ЕЛЕНА ЕЛЕНА?" - спросил Вяземский, с трудом протарабанив царский указ. От близости Прекрасной Девы он становился лаконичнее обычного.
"Он очень просит вывести хозяйку дома, без неё, говорит, пить не будет. Это старинный княжеский обычай!", - перевел Басманов, надувая губки и посылая Серебряному воздушные поцелуи, безо всякой, впрочем, дурной мысли, чисто автоматически.
"Я требую продолжения банкета!" - возопил Грязной.
Обрадованный Морозов побежал за супругой и закуской.
"Который час, Вася? - спросил Басманов, поправляя прическу. - У нас, князь, традиция: каждый день в восемь часов вечера мы с друзьями ходим в баню. Жаль, сегодня не поспеем. А ежели поспеем, милости просим! Покажу вам мой клуб любителей стрип-пластики. У нас там все по уму: блэк джек и шлюхи. Девочки есть... если кому надо. А парни! Самому старшему семнадцать! Красавец! Умница! Послушный! Любая фантазия за ваши деньги! И это я все о себе, между прочим."
Серебряный отшатнулся, скорчил суровую гримасу, разломал об голову лавку, изгрыз зубами ножку из редкой породы железного дерева и встал в позу "Недоверчивый Барсук".
"Так, выходит, правда, что про тебя говорят??"
"Ой, а что говорят?" - кокетливо переспросил Басманов, поигрывая саблей.
"Про Ботокс и Рестилайн!" - проорал из угла Василий Грязной, пытаясь понять, куда из-под него исчезла скамейка.
"Про то, что ты перед царем, прости Господи!! В бабьей... этой самой... юбке!! Пляшешь!111"
"Мущщина, вы что, с Урала? - захихикал Федор и проделал несколько танцевальных па, - Юбка! Да у меня вечернее платье а-ля рюсс с пайетками из перламутра, выписанное из Франции, самим Криштияном Диориусом сшитое! Да мне хореографию Виктюк ставил! Юбка! Ха! Я перед царем, между прочим, безо всяких юбок танцую, в одних браслетах! Да и где ему найти краше меня? Кто в нашей православной стране составит мне конкуренцию? Это, что ли, ваше двужопое чудовище?"
Елена, нарисовавшаяся в дверях трапезной, была прекрасна. Её огромные, бездонные глаза нежно-сапфирового цвета лучились умом, нежностью и кокетством. Роскошные золотистые волосы ниспадали до самого пола, сантиметров сорок волоклись за ней в виде шлейфа. У неё была грудь пятого размера, осиная талия и изящные бедра; красоту её подчеркивал приталенные мини-сарафан цвета морской волны, украшенный стразами, и лапти на высоком каблуке от Маноло Бланик. Ресницы её были черными, как смоль, и такими густыми, что на них можно было вешать шубу. Черные изящные брови выгодно подчеркивали благородную бледность лица. По-настоящему её звали Елена Адриана Гвиневра Плещеева-Очина де Монпансье. Её родители умерли, когда Елены Адрианы Гвиневры ещё не было на свете, и оставили ей баснословное состояние. Она обучалась куртуазным манерам в лучших домах Франции, постигла боевые искусства ниндзя и обучалась Высокой Магии у алхимиков и мудрецов Тибета.
"Елена очень изменилась за лето!" - подумал князь Серебряный.