[dalamar]

Посвящается бесценной тихоловке, которая влюбила меня в отношения этих двух персонажей

Драбблик маленький

Судьба неотправленного письма - пылиться в узком ящике секретера или стать пылью в жерле камина. Есть ещё письма ненаписанные, о них знают только рэттиси. Рэттиси перлюстрируют вашу ненаписанную корреспонденцию, хотите вы этого или нет - такова их обязанность.
Рэттиси разворачивают черное, будто бы обожженное, с трудом читают процарапанные по копоти буквы:

Я не силен в поэзии, мой мальчик. У меня никогда не находилось на неё должного времени. Я не буду сравнивать твои глаза ни со звездами, ни с ясным небом. От такого, как я, ждут, вероятно: светят, как новая модель прожектора. Я мог бы тебя посмешить, но не стану. И без того достаточно смешон.
Самое лучшее, мой мальчик, что я могу для тебя сделать - зарубить и этот твой, очередной, трогательный рапорт, убедить старого друга, чтобы держал тебя как можно дальше от моей части, не писать тебе, не читать твоих писем. Не вскрывая их, я знаю, что они написаны из жалости. Они пахнут снисхождением к старому, трухлявому пню, рехнувшемуся под конец жизни. Сжег их, и сожгу все остальные, написанные твоей рукой. Не стоит даже в малом пользоваться чужим милосердием. Прости, что был так груб с тобой тогда, на балконе - я испугался за тебя. Слишком велико было искушение поверить твоим из снисхождения сказанным словам и похерить всё к чертям, и разрушить твою жизнь.
Но я не жалею, что узнал тебя. Немного терпения, немного дисциплины, и ты вырастешь в такого же разумного командира, как и твой начальник. И обязательно - полюбишь и будешь любим той. что будет тебя достойна.
Будь здоров.

Они берут другое, белое, острые края бумаги могли бы обрезать, если бы оно не было обильно вымочено в прозрачной соленой жидкости:

Не заслуживаю. Не достоин. Ничего не могу дать Вам взамен Вашего высокого доверия. Вы не тратите слов, но всё это я читаю в повторяющихся отказах на мой запрос. Я знаю, знаю... Это всё так, и Вы в своём праве презирать меня, отталкивать, не доверять. Конечно, я глуп, и был глуп дважды, когда позволил себе показать... О Господи! Простите ли вы меня? Сможете ли поверить, что, хоть чувства мои и не изменились, я не прошу Вас ни о каких услугах, ни о каких знаках, особенно если они противны Вашей натуре. Мне будет достаточно служить Вам. Вам - и моей стране. Помогать Вам в том деле. которое Вы взвалили на свои плечи. Позвольте мне взять на себя часть этой ноши. Это единственное счастье, о котором я могу мечтать для себя.
Ещё раз простите меня, если это возможно. Позвольте мне искупить мой промах. Кровью - особенно.
Все, что я сказал на балконе, все было лишь о том, что... Не важно. Но я хочу, чтобы Вы знали, что я никогда не попрошу ничего взамен.
Видеть Вас, говорить с Вами, быть рядом - единственное желание. Большее невозможно. И я понимаю это.

Они совещаются: дело серьёзное. У всех в этом мире есть правила игры. Но на то и правила, возражают они сами себе, чтобы иногда их нарушать.
Письма доставлены во сне. Сны, следующие за ними, почти одинаковые. В них видно общее будущее. Рэттиси довольны. Чем бы им не пришлось расплачиваться (даже у демиургов есть свои игры), они наверняка знают, что поступили верно.
Завтра утром одно из писем станет написанным. Вернее, станет серией штампов на путевых паспортах и пропусках, и коротким "Даю добро, приезжайте" в телеграмме.
Второе письмо через несколько месяцев после станет волшебными тремя словами, сказанными в тот момент, когда соврать просто невозможно. И отправителю наконец-то поверят.