Ну вот, "ПГ" закончился, причем самым неожиданным для меня образом)))
Во первых строках этого письма хочу сказать спасибо оргам мероприятия. Ридер, Кяс, зайцы, вы проделали огромную работу и проявили невероятное терпение
У меня есть свой, персональный последний герой мероприятия, а именно Док Ребекка. Вот этот вот бесценный человек отбетил три драббла, превращая набор бессмысленных абырвалгов в изящную миниатюру В жизни ещё не видела более осторожного, любящего и внимательного отношения к тексту
А ещё хотелось бы сказать спасибо всей компании в лихолесском чате - они сами знают, за что. Ста рублей не имея, имею друзей и тем счастлива совершенно
А вот, собственно, драбблы, в порядке личной симпатии 8)Повесть о дружбе
Категория: джен
Персонажи: ВК, ГГ, ДМ
Рейтинг: G
Предупреждение: ООС, крэк
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон «Последний герой» на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
− Бедный ребёнок. Меня предупреждали, что он немного не в себе.
− Мягко сказано. Ну-с, приступим? Экспресс-диагноз?
Белокурый мальчик с упоением разбивал экспериментальную модель пирамиды Маслоу, которую они выстроили, опираясь на дополнительные потребности, связанные с разработкой магического потенциала.
− Гиперактивность, агрессия, слабый контроль над импульсами. Я бы предположил...
− Синдром дефицита внимания?
− С языка снимаете.
С пирамидой было покончено, кубики разлетелись по полу.
− Интересная метафора: даже после полной деструкции остаётся уровень органических потребностей. Что возвращает нас к спору о необходимом и достаточном доказательстве созна...
− Тс-с, тише. Мне кажется, он нас заметил.
− Тогда приступим. Только будьте добры, без импровизаций. Нас предупреждали, что у него крайне лабильная психика.
Мальчик повернулся, подбоченился и окинул их оценивающим взглядом.
− Ты, толстый, наверное, Винс. А ты, лопоухий − Грег. А я Малфой. Драко Малфой. Будете держаться меня − не пропадёте.
− Ага, − ответил Гойл, выпячивая нижнюю губу.
Крэбб воздержался от реплики и замычал в знак согласия.
− Значит, по рукам, − заключил Малфой. − А теперь пошли дергать Булстроуд за косички.
− Знаете, мистер Гойл, мне кажется, они переоценили наши возможности, − шепотом резюмировал Винсент, заходя слева. − Кажется, мы влипли.
− Помилуйте, мистер Крэбб, − усмехнулся Грегори, равняясь на правое плечо Малфоя, − ещё неделю назад вы отстаивали идеи космологического детерминизма; извольте, перейдём к практике.
− О чём это вы там бормочете? − взвился Малфой, оборачиваясь.
− Чё? − спросил Грегори, с виртуозной небрежностью почёсывая затылок.
Малфой осклабился и покачал головой.
− "Чё, чё"... Ничё! Меня предупреждали, что вы, ребята, туповаты, но это слабо сказано. Ладно. Хватит болтать. Идём.
***
− Конь на H5, беру коня. И всё-таки, мистер Гойл, вы должны признать, что ситуация давно вышла за пределы даже вашей ницшеанской этики.
− Слон на H7, беру пешку. Ваши толстовские идеалы, мистер Крэбб, не выдерживают никакой критики. Признайтесь наконец, что сложившаяся ситуация эмпирически подтверждает теорию социального дарвинизма.
− Король на H7, беру слона. Не передёргивайте. Говоря о ненасилии, я имел в виду Ганди. Сколько буддистов в мире?
− Ферзь на H5, беру коня. Мистер Крэбб, я ценю вашу готовность считать плотность распределения чертей на кончике ножа...
− Удачно!
− Благодарю. Но суть вопроса далека от сферы социальной эволюции. Вообразите, что мы с вами реализуем позыв к нравственному самоусовершенствованию, прекращаем, в числе прочего, есть мясо...
− Ферзь на G8. Какая тонкая ирония.
− Словом, мы с вами умываем руки и садимся за написание статьи для "Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик". При этом наш протеже полностью предоставлен самому себе. И что дальше? Нанесение телесных повреждений? Уже были выявлены случаи преподавательской агрессии. Слон на G7, беру пешку.
− Увы, вы правы, мистер Гойл. Но, возможно, мы чрезмерно пассивны? Не следует ли нам попытаться употребить влияние и стабилизировать его состояние?
− Влияние? Помилуйте, мистер Крэбб. На него не действуют даже транквилизаторы. Как вспомню тот опыт с диазепамом...
− Да, неудачно вышло. Ферзь на G7, беру слона. Но вдруг мы не испробовали все способы? Форсированная легилименция? Гипноз?
− Бесполезно. Вообразите, что мы многократно бросаем монетку, и каждый раз она падает гербом вверх. Это статистическая аномалия, нужно смириться. К тому же...
− Да?
− Не знаю, как вам, а мне его жалко. Такой потенциал, и на что растрачен?
Драко вошел в гостиную, придерживая за талию хихикающую нимфу Пэнси Паркинсон.
− А, вот вы где! Что это вы тут делаете? В шахматы играете, что ли? Гляди-ка, Пэнси! Даже фигуры расставлены. Это кто играл? Нотт? Верните ему доску, олухи. И быстро на посты.
Он заботливо поправил значок Инспекционной дружины.
− Ну, чего ждём? Гриффиндорские морды сами себя не набьют!
− Круто! − с энтузиазмом ответил Винсент, аккуратно поставив Грегори шах.
− Давно пора! − проревел Грегори и саданул кулаком по стене.
− Они молодцы, − сообщил Малфой, галантно пропуская Пэнси перед собой, − тупые, зато исполнительные.
***
− Почему сразу "суицидальная идиотия"? Лучше назовём это верностью даймё.
− Да, пожалуй. Обстановка располагает.
Винсент прятался за обломком перил, Грегори прикрывал его из-за угла.
− В конце концов, за девять лет можно привыкнуть. В нём есть своеобразное обаяние. Животный магнетизм.
− У вас всегда была тяга к тестостероновому лидеру. Фромм бы отметил определённые некрофилические черты...
Вниз по пролёту хлынул поток огня. Стало очень тихо.
− Эй... Винсент?!
− Экстренная ситуация − не повод нарушать протокол, мистер Гойл. Почти не задело.
− Горим на работе в прямом смысле.
− Да, забавно.
Справа громыхнула Бомбарда.
− На всякий случай хотел бы... Гм. Знакомство с вами было большой удачей для меня, мистер Крэбб.
− Взаимно. Не расслабляйтесь, нас ещё ждёт партия Эйве-Ландау.
− Быстрее, он внутри! − закричал выбежавший из-за угла Малфой и потянул Грегори за рукав.
− Идём, Драко, − ответил Винсент. Распахнутая пасть Выручай-комнаты разворотила гладкую стену. Поравнявшись с Грегори, Винсент остановился и пожал ему руку.
− Если смерть непостижима, стоит ли её бояться?
− Пошляк ваш Сократ, мистер Гойл.
Самообман для начинающих
Бета: Doc Rebecca
Категория: джен, слэш в анамнезе
Персонажи: РЛ, СБ, ПП, ДжП, ЛП
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон «Последний герой» на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
«Сегодня», – подумал он, проснувшись. Извинительные причины закончились. Сегодня или никогда.
Ремус временно жил в Ромфорде, в домике за заброшенной автостоянкой. По правде говоря, хозяева были не в курсе, что Ремус вот уже две недели пользовался их гостеприимством. Месяц назад они отбыли в бессрочный отпуск – Метка висела над домом два дня, пока оперативники не убрали её и не поработали с памятью соседей. Помеченные дома были лакомым кусочком: бесплатно, тихо и безопасно, в одно дерево молния дважды не бьёт. Ещё три месяца назад он скорее умер бы, чем покусился на чужое. Но три месяца назад был август, и можно было ночевать под мостом или в парке, не опасаясь пневмонии и обморожения. Звериная, практичная половина подсказала, что лучше презирать себя, чем лишиться ног.
Завтрак он пропустил – не только из экономии, но и из-за того, что за двадцать минут промедления его решимость могла пойти прахом. Сегодня или никогда. За столь любимое им «никогда» в этот раз придётся платить тремя жизнями. Значит, сегодня.
Сейчас.
До ближайшей Каминной Станции двадцать минут на автобусе и три квартала пешком. У него было всё необходимое: деньги на автобус, горстка летучего пороха, завёрнутая в носовой платок – до Хогвартса хватит. Дальнейшее, в сущности, не важно. Ему нужно было увидеть директора. Дамблдор должен кое-что узнать… Почему-то ноги слабеют, отказываются слушаться.
– Шевелись, дрянь, – подгонял себя Ремус. Двадцать девять шагов до калитки, семь – до тротуара. – Шевелись. Не так-то просто друзей сдавать.
Интересно, каково было Сириусу?
Шаг, ещё один, с каждым всё ближе к остановке. Мимо него молодая мама конвоировала пухлощёкого ребёнка.
Лили немного располнела после родов, но эта полнота удивительно ей шла, как и синеватые тени под глазами, и строгая морщинка между бровей. Минут двадцать они говорили о Гарри и о книгах, щедро предлагая друг другу темы для самовыражения. Потом Лили, смущаясь, попробовала предложить Ремусу денег. Он смог бы ответить мягче, если бы не ощущал готовность с благодарностью принять подачку. Лили допила чай и попросила счет.
– Хотела тебе сказать, что мы, наверное, некоторое время не увидимся, – сказала она, натягивая перчатки. – Переезжаем.
– Вот как, – быстро подхватил Ремус. Все-таки хвост рубят по частям от доброты. – Очень хорошо! Ну, удачного переезда. Пишите при случае. Я передам Гарри подарок с Сириусом.
– Боюсь, что Сириус не сможет передать, – Лили нахмурилась и махнула рукой. – Знаешь, это всё бред. Мы переезжаем в...
– Не надо, – остановил её Ремус. – Не говори. Всё нормально. Я очень за вас волнуюсь.
Он проводил Лили до поворота. Её щека горела, как от пощёчины.
Автобус подошел к остановке, сонные клерки столпились у единственной работающей двери.
– Так и будете стоять? – раздраженно спросил у Ремуса пристроившийся за ним усач.
– Давно стоял? – спросил Питер. Вода, стекшая с зонтов, разлилась дельтой по грязному полу паба. – Остальные не придут.
– А ты?
– Но я-то верю тебе, Луни, – просто и сердечно сказал Питер.
Мало кто понимал, что Хвост знает и замечает достаточно, чтобы ударить наповал, но почти никогда не пользуется этой возможностью. Его природная доброта была надежно замаскирована масштабом его свершений: не приглядываясь, трудно понять, хорош или плох человек, если он кажется слишком маленьким… А потом Питер выложил карты на стол.
Не кажется ли Ремусу странным, что Сириус с таким энтузиазмом поверил в его «предательство»? И не странно ли, что Сириус так переменился к Лили, причем непосредственно перед тем, как появилась информация о кроте в Ордене? А как понять то, что Пожиратели были в курсе позапрошлого адреса Поттеров, о котором было известно только им пятерым и Дамблдору, причем Сириус в день нападения куда-то надолго отлучался? Откуда взялось то виноватое выражение лица Сириуса, и чем объяснить его недельный запой, и нежелание обсуждать случившееся? А что скажет Ремус по поводу колдографий, на которых Сириус пожимает руку Родольфусу Лестрейнджу, известному вольдемортовскому прихвостню?
Питер заплатил за них обоих и ушел. Пиво, казавшееся таким свежим, стало горчить.
Ремус стоял на остановке. Водитель раздраженно давил на клаксон. Ещё один шаг, и ещё один...
Первый курс, первая драка и разбитый нос, скрепивший военный союз. Третий курс, Больничное крыло; именно Сириус первый завопил «Мы так и знали!» и от полноты чувств чуть не отбил Ремусу плечо, будто тот совершил невесть какой подвиг, заработав ликантровирус. Пятый курс, торжественное появление крысы, оленя и собаки, первый побег из Хижины. Шестой курс, Питер останавливает Ремуса в гостиной: «Помоги мне с Арифмантикой, ладно?» и подмигивает, когда Джеймс и Сириус выходят из спальни, демонстративно не замечая друг друга. Седьмой курс, пьяный выпускной, нечто неповторимое, неназываемое. Год после выпуска, два месяца прожито вместе на съемной квартире, и Ремус знает, слишком хорошо знает, что нет такой силы, которая заставила бы Сириуса забыть о Джеймсе или предать его.
Автобус скрылся за поворотом. Сотни причин прорастали в сознании Ремуса, пускали корни, погребая под собой стыд и презрение. Пусть хотя бы ещё один день всё останется по-старому.
Он шел обратно, к реке, повторяя «завтра» как заклинание, как символ веры, как последнее слово приговоренного.
Протокол заседания № 148576-98
Бета: rlreader
Категория: джен
Персонажи: Том Реддл, ОМП в количестве
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
И был свет, яркий, обжигающий кожу и сетчатку. И была тьма, густая, плотная, хоть ложкой её ешь. Он подумал, что Билли Монаган снова запер его в платяном шкафу, но потом вспомнил, что убил Билла собственными руками, лет пятьдесят назад. Куда он попал? Тюремная камера? Дно колодца? Он вытянул руки вперёд, но пальцы увязли в черноте. Ни шершавого дерева створок, ни влажного холода каменных стен. Он сделал несколько шагов не опуская рук, но никакой поверхности не нащупал. С шага он перешел на бег, и бежал так долго, что должен был запыхаться. Когда, собственно говоря, он бегал в последний раз? И почему сразу не вспомнил про то, что умеет летать с помощью магии? Палочку, всегда лежавшую в кармане мантии, он не нашел. Строго говоря, не нашел он и самой мантии, и тела, которое эта мантия обычно прикрывала. Но едва к гневу его успела примешаться жгучая струйка страха, как во тьме раздался голос:
— Теперь разберемся с Реддлом.
Голос был глух и сипл, и в глотке у говорящего клокотало, как в котле. Ему ответствовал второй, вкрадчивый, живо напомнивший слащавый голосок приютского священника:
— Начинайте, пожалуйста.
Хриплый откашлялся:
— Вероисповедание?
Том счел, что пора вмешаться в беседу, но ни слова, ни звука, ни даже короткого приказа на Парселтанге произнести не смог.
— Агностик, — хихикнул Слащавый, — люблю этих ребят! Всегда оставляют себе калиточку в заборе, авось на подножке въедут в вечное блаженство.
— Верил во что-нибудь?
— А как же! В право сильного, в свою исключительность верил. В то, что в каждом, если копнуть, сидит либо трус, либо мерзавец. Недурственно. Верил, что несправедливо обижен.
— Тоска, — заявил Хриплый. — Молитвы прочитаны? Дары стражам врат принесены?
Слащавый так и покатился со смеху:
— Юморист! Жертвы ему! Эта молодежь жить торопится и чувствовать спешит: ты им плод познания, они все дерево объедают.
— Раньше ради таких дураков тройку не беспокоили. Амату в пасть, и готово.
— А где Амат теперь? — спросил Слащавый сочувственно.
— Известно, где. Они теперь верят в распадение на атомы. Чем их крокодил не устраивал, ума не приложу. Взвешивать будем?
— Перо на складе, возни много. Вызвать свидетеля защиты? Нашлась тут единственная, беззаветно любящая.
«Беллатриса», — подумал Реддл и впервые ощутил прилив благодарности.
— Он никогда не был груб со мной, — раздался свистящий и шипящий женский голос, — никогда! Берег как зеницу ока. Кормил с рук. Называл своей милой. Жизнь свою в меня вложил!
— Вам зачтется, — обрубил Слащавый. — Ступайте.
— Ладно, — смягчился Хриплый, когда женщина исчезла, — продолжим. Цель жизни?
— Бессмертие и абсолютная власть.
— И как, получилось?
Слащавый фыркнул:
— Как видите.
— Раскаивается?
— Еще бы! Думает, дай мы ему другой шанс, сделал бы заново без ошибок. И бессмертие, и власть над миром. Пфуй, да и только. Даже тот, немец, акварелист неудавшийся, был интереснее. Предлагаю распылить.
— Согласен, — ответил Хриплый.
— Тихо, — раздался новый голос, баритон, тяжелый и густой, как сама чернота; и судьи послушно замолчали. Баритон звучал всюду и нигде; как колокола Олд-Бейли давным-давно, в прошлой жизни; как голос отца, которого он никогда не видел; как обещание и воскресение, как свет в кромешной тьме. — Слишком просто. Пусть сперва починит сломанное. Ты ведь постараешься, Том?
Реддл хотел закричать, что согласен на развоплощение, но его никто не слышал.
***
Персиваль Дамблдор принял младенца из рук домовихи:
— Почему Кендра кричала?
— Госпожа устала, хозяин, — старуха скрестила пальцы, отводя сглаз, и шепотом добавила, — Госпоже показалось, что у малыша глаза злого старика.
Иди и смотри
Бета: Doc Rebecca
Категория: джен
Персонажи: Добби, ЛМ, ОМП, ОЖП
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: описание телесных повреждений, смерть героя
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
Тема: зависть
читать дальше
– Станешь ли ты её солнцем, если придёт ночь? Станешь ли ты её щитом, если придёт враг?
– Да, – невпопад отвечает Добби, нарушая обряд. Старейший неодобрительно качает головой и поворачивается к Дейзи:
– Станешь ли ты его огнём, когда придёт холод? Станешь ли ты его бессмертием?
– Клянусь гореть огнём его души, клянусь нести его жизнь вечно, – отвечает Дейзи, и от волнения её голос звенит. «Клянусь, клянусь, клянусь...» – слова брызгами раскатываются по винному погребу, гаснут где-то в пыльных сводах.
Они испуганно замолкают, прислушиваясь, но наверху всё без изменений: стук сотен каблуков, гул голосов, скрипичные трели и захлёбывающееся ликование фортепьяно. Нет, никто не мог услышать их. Старуха Эффи осталась на кухне, а еду и напитки разносят два брата Дейзи. Для хозяев все они на одно лицо.
Старейший протягивает Дейзи зажженную лучину. Добби он даёт кухонный тесак. Старики говорят, что сотни лет назад настоящие обряды были забыты, и с ними ушла память о том, прошлом мире, о жизни, от которой им пришлось бежать. Остались только детские сказки о холоде погасшего солнца и многоногом ужасе, вошедшем в человека и поглотившем его разум.
– Добби, прими огонь из её рук и прими её как огонь. Дейзи, прими сталь из его рук и прими его как сталь.
Ладонь Дейзи горяча и суха. Они переплетают пальцы, глядя друг другу в глаза.
– С этого дня и навсегда у вас одна жизнь и одно дыхание. Теперь вы можете...
– Как трогательно.
Ненавистный голос. Тело Добби оказывается быстрее мысли: он с размаху ударяется лбом о тяжелую рукоятку тесака. Ненавистный, ненавистный! Ещё один удар, и ещё.
Дейзи роняет лучину, и тут же затаптывает огонёк, морщась от боли. Они стоят, ожидая приговора.
– Надо же. Ещё, чего доброго, выяснится, что крысы в подвале тоже играют свадьбы. Быстро наверх. Фонтан перестал работать. Я очень недоволен вами всеми. Наказывать себя будете после того, как почините насос.
Добби старается удержаться от дурных мыслей. Добби не должен так думать. Добби любит хозяина и с удовольствием выполняет любые его приказы.
– Как зовут невесту?
– Дейзи, хозяин. – Её голос дрожит, будто вся звонкая радость разлетелась по углам погреба.
– Фата бы тебя украсила, крыска, – хозяин, видно, пьян, его шатает, – но, извини, никак не могу её подарить. Впрочем, у меня найдётся подарок получше.
Кованный кончик его трости утыкается в лоб Добби.
– Я собираюсь осчастливить твою невесту. Ну-ка, где твоя благодарность?
– Спасибо, хозяин, спасибо, Добби так признателен! – лепечет он, стискивая пальцы. Что это? Что с ними будет?
– Вот и чудно. Дейзи, жди меня в кабинете. Остальные – быстро за работу.
Холодная вода кажется кипятком, звёзды враждебного мира прожигают кожу. От чего они бежали, от чего хотели спастись? Разве не лучше умереть сразу и полностью, чем каждый день умирать понемногу? В наказание Добби отбивает кулак о гранитную чашу фонтана.
– Знаешь, за что он ненавидит тебя? – тихо спрашивает Старейший, но его слова оказываются громче музыки, громче рёва воды, запертой и не находящей выхода. – Ты так и не согнулся до конца. Он завидует тебе. Его давно уже переломили, нашего господина.
Как он может говорить такое? Как может не наказать себя?
– Я слишком стар для этого, мальчик. Моё тело почти умерло, и дыхание получило свободу. Говорю тебе: он ненавидит, потому что завидует. Он слабее тебя и ниже тебя. Помни об этом.
***
– Тебе не нужно смотреть, сынок, – Эффи не пускает его за ширму, отгораживающую угол в кухне, упрямо тянет прочь, а Добби рвётся к возлюбленной, рвётся и прислушивается. Полчаса назад она ещё кричала. Потом тихонько постанывала. Теперь молчит.
– Идём, – старуха плачет. О чём же тут плакать? Дейзи прекратила кричать, значит, ей стало лучше. Ведь стало же?..
– Отойди, Эффи. А ты иди и смотри, – приказывает Старейший. Добби послушно делает шаг вперёд. Ещё шаг. Тихо, почему так тихо, кажется, будто она даже не дышит. У вас теперь одно дыхание. – И запоминай.
Лицо Дейзи изуродовано и распухло. Хозяин бил тростью. Полотенце, на которое её положили, всё в бурых пятнах. Трость хозяина послужила не только для избиения.
– Высокое небо примет свою дочь, огонь вечный идёт перед ней, освещая путь, – бормочет Эффи, и Добби закрывает глаза.
Новая, чуждая ему мысль охватывает все его существо, разрастаясь, как лесной пожар.
– Я убью его, – говорит Добби, пробуя мысль на вкус, осознавая её и привычно готовясь к оглушительному, выворачивающему внутренности желанию сделать себе больно, чтобы только искупить сказанное. Но ничего не происходит.
Эффи смотрит на него с ужасом.
– Пройдут годы смирения и настанут годы гнева, – говорит Старейший, опуская веки Дейзи. – Тогда ударит Молния и даст нам новый закон.
Дело о шарфе
Бета: Doc Rebecca
Категория: слэш
Персонажи: ГП, СС
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
Тема: доверие
читать дальше
«В десять, всё равно», – гласила записка, которую принесла снейпова сова с парадоксальным именем Сова. В переводе на общечеловеческий это означало, что Снейп ждёт Гарри на ужин к десяти (хотелось надеяться, что после ужина предусмотрена культурная программа) и предоставляет выбор спиртного ему на откуп. То, что у других людей называлось конфетно-букетным периодом, у них трансформировалось в горюче-смазочную стадию. Приглашение было кстати. Работа тянула из Гарри последние жилы.
Снейп снимал квартиру рядом с Кенсингтонским садом. Стоила она недешево. О своей работе он никогда не рассказывал, и в какой-то момент Гарри, устав от подозрений, в лоб спросил его об источниках дохода, на что получил крайне обстоятельный и издевательский ответ, подкреплённый квитанциями об уплате налогов. Отказавшись от школы, Снейп перешел на вольные хлеба и зарабатывал уроками окклюменции. Дипломаты и бизнесмены платили щедро.
На домашний ужин Гарри не слишком рассчитывал, поэтому по пути купил карри и, пачкая руки, торопливо съел его в тёмном подъезде. Чутьё не подвело: в качестве главного блюда были поданы два магазинных сэндвича, знававших лучшие времена. Что ж, Снейпа он любил не за кулинарные таланты.
– Что в этот раз? Ограбление магазина? – спросил Снейп, пододвигая бутылку.
Работа Гарри неутомимо поставляла им темы для беседы.
– Нет, с магазином всё ясно. А вот Квинкс...
– Задушенная девица?
Элладора Квинкс, магглорожденная, тридцати двух лет, была задушена в собственной квартире полгода назад. Дело висело и не давало Гарри покоя. Они не в первый раз обсуждали обстоятельства убийства – Снейпу доставляло удовольствие играть в Шерлока Холмса и периодически выдавать ценные советы.
– Я как раз недавно анализировал проблему. Мы не рассматривали вариант добровольного согласия?
– В смысле? Самоубийство чужими руками?
Снейп посмотрел на Гарри так, что ему как наяву вспомнился пятый курс в Хогвартсе:
– Мистер Поттер, слышали ли вы об альтернативных сексуальных практиках?
– А, – Гарри помотал головой, – всякое садо-мазо? Нет. Мы же наводили справки. Квинкс не водила к себе мужчин, ни в одном из заведений Лютного не работала. Индивидуалок на улице тоже опрашивали – не узнали её.
– Рискую тебя шокировать, но некоторые занимаются этим совершенно бескорыстно. Из удовольствия.
– Этим? Из удовольствия?!
Снейп нахмурился и прикусил подушечку большого пальца.
– Странгуляционная борозда была широкая?
– Да, широкая и бледная, только спереди глубокий желобок.
– Значит, скорее всего, её душили шарфом, причем стоя лицом к лицу. Ни на какие мысли не наводит?
– Её с тем же успехом могли душить со спины, а борозда образовалась от завернувшегося края ткани.
Вместо ответа Снейп ткнул перстом в шарф ностальгически-бордового цвета, который Гарри только что снял с шеи:
– Попробуй и убедишься, что не прав.
– В каком смысле попробовать? Задушить тебя?
– Нет, обмотаться им и сплясать эротический танец, – огрызнулся Снейп. Гарри машинально подёргал шарф, проверяя на прочность, и Снейп как-то взволнованно продолжил:
– Не задушить, а слегка надавить. Можешь пробовать на себе, но тогда никакой борозды ты не увидишь. Зеркал у меня нет, не особняк, прошу извинить.
– Ладно, – неуверенно согласился Гарри, и тут же добавил, – если тебе будет больно, ты скажи.
– Ты сегодня кладезь трюизмов, – отметил Снейп в своей обычной приятной манере. Затея с удушением стала немного привлекательнее.
Сам процесс не занял и трёх минут, считая неловкое приближение с шарфом в руках и последующие сбивчивые извинения, прекратившиеся, едва Гарри обнаружил, что у Снейпа стоит самым выставочным образом.
– Ух ты, – сказал Гарри, сочтя это лучшей формой вежливости.
– Просто заткнись, – прошипел Снейп, пронзая взглядом столешницу, – и делай, что я говорю.
Если бы на прорицаниях Гарри хоть раз увидел в хрустальном шаре, что будет шлепать Снейпа по костлявой заднице и называть его сучкой, он, пожалуй, с большим энтузиазмом смотрел бы в будущее.
– И всё-таки, как она решилась? Игры с асфиксией чертовски опасны, – заметил Гарри, выуживая из-под матраса пачку сигарет и протягивая её Снейпу.
– Нет, безопасность стоит во главе угла. Но определённый риск... – Снейп забыл зажечь сигарету и рассеянно пожевывал мундштук. Кажется, ему понравилось. – Твои бесноватые друзья, помнится, после свадьбы полетели на тестрале без страховки. Явно не потому, что Грейджер хотела поскорее стать весёлой вдовой. Хотя я определённо понял бы этот мотив.
– Какое может быть доверие к тому, кто тебя душит?
– Логическая ошибка, Поттер. Душит только тот, кому ты действительно доверяешь.
Гарри хотел было возразить, что из-за подобной ошибки в Европе случился Гитлер, но тут до него дошел смысл реплики. До Снейпа, кажется, тоже, потому что заговорили они одновременно:
– Так, значит, ты мне...
– Только не воображай, что я...
Снейп фыркнул и повернулся к Гарри спиной:
– Свет выключи.
Когда Гарри проснулся, комната тонула в предрассветной темени. Со стороны Снейпа постель была пуста и холодна.
– Эй, – хрипло позвал Гарри, нашаривая очки. Ни звука. Почему-то вспомнилось любимое присловье шефа: «Тёща, шлюха и Пожиратель бывшими не бывают». Ерунда это всё, подумал Гарри. Тот же самый шарф. Пусть лучше душат, всё равно надо доверять.
– Эй, ты спать будешь?
– Буду, – сказал Снейп, закрыл дверь в гостиную и залез под одеяло.
Левит, 18
Категория: слэш
Персонажи: СБ, РБ
Рейтинг: R
Предупреждения: инцест, обсценная лексика
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
Если бы нам совершить что-то настолько ужасное, чтобы все убежали из ада и остались одни мы. Я и сказал: отец я совершил кровосмешение.
Сириус приходит на собрание пьяный, но никто не говорит ему ни слова. Они только этого и ждут, с их-то предупредительно-похоронными минами. Стоит Сириусу оторваться от созерцания шнурков в своих берцах, как они тут же отводят глаза. За его спиной они шушукаются, кое-кто отваживается со значением похлопать по плечу, мол, сочувствуем твоему горю, дорогой товарищ.
Не было ни похорон, ни тела, ни объявления в газете, но сарафанное радио работало что твой метроном. Все узнали, что Рега убили свои же, причем не просто так убили, а за трусость. Все лицемерно-добрые лица сливаются в одну образину, искаженную гримасой презрительной жалости, и Сириус рад был бы от души пробить по этой образине с ноги. Что они понимают, спрашивает Сириус, вцепившись в лацканы пиджака Джеймса и потряхивая его в такт своей обвинительной речи, что они вообще в этом понимают, какое их сучье дело? Ничего, отвечает Джеймс, белеет, вытягивается, прячется за очками, и Сириусу впервые тошно и стыдно даже перед лучшим другом.
Ни папаша, ни мамаша так и не удосужились прислать ему хотя бы подобие оповещения. Забыли о нем, выбросили его за борт. Ходили слухи, что отца хватил удар. Когда-то давно, в детстве, Рег говорил, что их семья будто бы плывёт на катамаране: кажется, что движется гладко, и только снизу видно, что каждый гребёт изо всех сил. Он странные вещи говорил, младший братец, пока не стал Пожирателем и не сдох от рук своих же.
Каждый вечер он скатывается в забытье по привычным рельсам; как это не без юморка обозвал Пит, правило двух Д: дешевое пойло и девчонка у стойки. Бывали просветления и у Пита. Их маленькая школьная вселенная попыталась раздуться до границ взрослого мира и лопнула, как мыльный пузырь. Джеймс, конечно, оставался с ним — соратник, друг, брат по духу, настоящий брат, не эта маленькая вольдемортовская дрянь, но стоило загнать байк в гараж, как между ним и Джеймсом вбивался клин. Не то чтобы Сириус не любил Лили, и не то чтобы она настраивала Джеймса против него, но панк хиппушку не поймёт, тут в хрустальный шар глядеть не надо. И Джеймс стал тем самым унылым женатиком, одним из сотен тысяч несчастных, которым приходится отпрашиваться, чтобы выпить с друзьями. При этом Сохатый каким-то парадоксальным образом ухитрялся оставаться довольным жизнью. Вырос из Мародёров, как из детских штанишек.
Иногда Ремус пытается подсластить пилюлю его одиночества, пьёт с ним, растягивает свою пинту на весь вечер, лишь бы не дать виду, что у него каждый кнатт на счету. Может быть, Луни раздражал бы его меньше, если бы честно и откровенно признался, что нищ, как мышь церковная, и взял бы, наконец, часть дармового дядюшкиного наследства или деньги Джея, избавив всех от своего навязчивого «бедненько, но чистенько». Луни всегда держит лицо и всегда льёт елей. После «Не вини себя» и «Хочешь, поговорим об этом?» Сириус всегда шлёт его к чёрту, и Ремус всегда уходит, дисциплинированный волк, цирковая потеха.
Вечер идёт согласно сценарию. Сириус уже не раз припал к любимой отраве: Портативный Омут памяти на дне каждой бутылки Огденского. Подумать только — с виду все бутылки одинаковые, а воспоминания разные. Комната кружится, сливается в одно сияющее люминесцентное пятно, крупье уже запустил рулетку, и он, как шарик, катится, катится, пока не попадает на зеро и не проваливается в прошлое, в Нигде-и-Никогда, в котором они с братом не выросли и не возненавидели друг друга.
У Сириуса есть своя персональная лесенка в ад, о семи ступеньках. Семь раз всего. Семь поводов удавиться. Каждый раз с дракой, с руганью, через унижение. Только потом Сириус понял, что брату это и нравилось. Рег всегда нежничал сильно после, жался к нему, как девчонка, и Сириус вяло отмахивался — иди, мол, в свою комнату, придурочный. Никогда не уходил, будто бы знал, что в эту ночь мамаша с папашей не заглянут в комнату к ненаглядному младшему сынку пожелать сладких снов.
В последний раз Сириус предложил Регу сбежать к Поттерам вместе. Рег вытер бедра простынёй, встал, шатаясь, крутой и гордый — откуда что берётся. Сказал, что Сириус трус и предатель, и ему должно быть стыдно. Выкатился из комнаты под «Канай отсюда, отлижи мамане, пидрилка!». Трусы свои забыл; Сириус, уходя из дома, надел их на голову бюсту какого-то особо паскудного мага прошлого, стоявшему в гостиной близ рояля.
А теперь Рег умер. Вот, собственно, и сказочке конец.
Сириус закрывает глаза, просит у Мерлина хотя бы кусок сна, но сон не идёт. Кто виноват в том, что Регулус струсил? Кто позволил ему пойти на поводу у мамаши с папашей и получить клеймо на руку? Он думал, что семь ступенек поднимут их над семьёй и над факультетской враждой. «Никто ни к какому родственнику по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу, это беззаконие», — говорит Сириус, обращаясь к вешалке перед тем, как отключиться, и та сочувственно кивает головой.
***
Первый глоток будет самым трудным, это Регулус знает наверняка. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох. Если бы Сириус видел его сейчас, он гордился бы им.
О божьем промысле и шоколаде
Категория: джен
Персонажи: Ремус Люпин, Нимфадора Тонкс, Андромеда Тонкс, Тедди Люпин
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
− Ремус, − позвала его Андромеда, − Ремус, успокойтесь. Вы намазываете масло на тарелку.
Она протянула ему тост, слой джема много толще слоя хлеба. Ремус с благодарностью принял подношение. Обычно после полнолуния он отлеживался до обеда. Только не сегодня.
− Если вам интересно мое мнение, то колдомедики все-таки...
− Да, да, вы совершенно правы, спасибо, все нормально, − прервал ее Ремус неестественно бодрым голосом. Тост трясся в его руке, джем скользил к краю хлеба.
− Ночью я ничего особенного не слышала, − холодно заметила миссис Тонкс и потерла лицо руками. Отчего-то ни он, ни она не решались встать, подняться наверх, постучать в дверь Дориной комнаты и задать всего один короткий вопрос, требующий только утвердительного или отрицательного ответа.
Раньше страх не был так предметен. Когда Дора рассказала ему о результатах осмотра, он долго и мутно злился: на себя и на свою беспечность, на нее и на безответственное желание сохранить жизнь этому бесформенному пока комочку плоти. "Мы будем любить его, любым; он наш, ты понимаешь?" − кричала она тогда, а Ремус молча кивал, устав спорить, и думал о том, что даже любимое чудовище навсегда останется чудовищем. Он пытался спасти свою маленькую семью. Но Гарри оказался прав, и спасение обернулось трусостью. Потом, когда живот Доры подрос, а ребенок обрел характер и начал брыкаться, как норовистый гиппогриф, Ремус каждый раз пытался связать фазы его активности и фазы Луны, покрываясь холодным потом во время подсчетов. Ни один специалист-ликантролог не мог точно сказать о цикле превращения врожденного оборотня в материнской утробе. Матери врожденных, полуженщины-полуживотные, исследованию не подлежали. Иногда Ремусу представлялось, что его ребенок грызет Дору изнутри, а она улыбается, пытаясь скрыть боль.
В ночь, когда Тедди родился, Ремус выпил полбутылки огневиски на голодный желудок, долго и мучительно блевал, а потом впал в транс, сидя на полу около Дориной комнаты с кружкой кофе в руках. Обращаться в Мунго они не решились − медсестры могли вызвать кого-нибудь из министерства. Согласно принятой поправке к закону о контроле за популяцией оборотней, их ребенок подлежал уничтожению. Роды принимала медиведьма-пенсионерка, жившая по соседству. Пятидесятилетний стаж не оставляет место страху и брезгливости.
− Хорош гусь, − сказала она, передавая сверток Ремусу, − Здоровый, не бойтесь.
Младенец посмотрел на Ремуса, почмокал губами и заорал во всю глотку.
Андромеда нашла врача, который согласился осмотреть Тедди, но ясности не прибавилось. Велено было ждать первого полнолуния. Двадцать долгих, мучительных дней. Девятнадцать полубессонных ночей. Если худшее случилось, сможет ли сын когда-нибудь простить его? Сумеет ли понять, почему остальным дано жить, а ему придется выживать?
Ступени заскрипели. Андромеда выпрямила спину и поджала губы, как никогда похожая на один из многочисленных фамильных портретов в доме на Гриммо. Сейчас. Это случится сейчас. Ремус с присвистом вздохнул и закрыл глаза. Когда он открыл их, мир все еще стоял на своем месте.
− Вот я растяпа, − сказала Дора, зевнула во весь рот и поправила воротник Ремуса. − Вчера вечером взяла и уговорила шоколадку. Ух, какая у нас попа красная! Ух, как мы орали всю ночь!
Тедди посмотрел на отца, на бабушку и на чайник, пустил слюни и удовлетворенно улыбнулся.
Рождество
Категория: джен
Персонажи: семья Уизли, ОМП
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
Первое правило, которое Чарли усвоил в заповеднике, было простым и наглядным. Старший научный сотрудник Жбровски, взявший над Чарли шефство, показал ему свою левую руку.
— Вот что со мной стало, пока я разводил человеческие сопли.
Культя была красной и неестественно гладкой.
— Потом я поумнел и стал думать, как они. И вторая грабля все ещё со мной. Так что учти, сынок: с драконами выживает только дракон.
Инструктаж удался.
Драконы — одиночки по натуре своей, у них огромное личностное пространство. В брачный период самцы и самки слетаются на нейтральной территории, и немедленно расстаются после оплодотворения. Мать выгоняет десятилетних слётков со своих охотничьих угодий: хочешь жить — умей устроиться. Чарли старается научиться драконьей обособленности. Дома он бывает редко; на тех, кто берёт положенные четыре недели отпуска, в заповеднике смотрят как на умалишенных. Но Рождество не только семейный праздник, это ещё и особенный для мамы день. В этом году учащиеся ротозеи не соизволили посетить родной дом, поэтому к маме приехал Билл, оставив своих мумий праздновать и высасывать мозг из зазевавшихся туристов. Без Чарли их было бы четверо за столом. Слишком мало для шумной Норы.
Рождество стабильно и неизменно, в этот день все прожитые года слипаются в один ком. Еловая хвоя отогрелась и начала благоухать, украшения и гирлянды выпорхнули из коробок, повинуясь движениям палочки, и принялись планировать туда-сюда. Какой-нибудь шар, к огорчению мамы, обязательно разбивается — жертвоприношение духу праздника. Папа, как всегда, попытался склеить его маггловским способом и в итоге нанёс непоправимый ущерб домашнему хозяйству. Мама, как всегда, наготовила еды на аврорский корпус, запахами окорока и плам-пудинга пропитался ведь дом, и даже упырь на чердаке стал благодушнее, нанюхавшись бренди. Джинни, как всегда, недовольна «девчачьими» подарками, хочет в школу, дуется на братьев, которые не приехали рассказывать ей про Хогвартс, и ругает подготовительные курсы миссис Хаммер: «Ненавижу эту толстую дуру! Ненавижу её дурацкие примеры! Ненавижу грамматику! Хочу нормальную палочку! Хочу быть аврором и снимать проклятия!». Мама одергивает её, ворчит: «Ума не приложу, откуда этот характер!», но ворчание её никого не обманывает.
Перед сном Джинни уже передумала: она собирается стать ведущим драконологом современности. Чарли сидит на краю сестриной кровати и отвечает на тысячу сонных вопросов.
— А драконы любят кого-нибудь?
— Ещё как, Джи. Семью любят. Детей, братьев, сестёр. Если дракона сильно обидеть, все его родичи слетаются мстить.
— Дракон же сильный, кто его может обидеть?
Чарли думает над ответом слишком долго. Сестра уже дремлет, утомлённая праздничной сумятицей.
В эту ночь мама не уснёт; снова, как и десять лет назад, будет до утра сидеть на кухне. Перед ней, на выскобленной столешнице, лежит газетная вырезка: маленькая, всего на несколько строк, заметка о трагической гибели близнецов Прюэтт в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Снег отрезает их дом от мира, падает, как занавес после окончания пьесы. Селестина Уорлок испуганно затихает на кухне, глотает слова слащавой любовной баллады, давится маминым горем. Мама молчит, её губы крепко сжаты, но непроизнесённые слова прорастают, обретают плоть в тихом посапывании Билла, в причитаниях упыря, в поскрипывании рассохшихся половиц, в ритмичных ударах сердца Чарли. Кажется, будто сама Нора отверзает безъязыкий рот и бесконечно повторяет имена обидчиков.
Антонин Долохов. Беллатриса Лестрейндж. Рабастан Лестрейндж.
Чарли учится жить по драконьим правилам. Драконы не испытывают ненависти. Они убивают и забывают.
Комната с видом
Категория: джен/преслэш
Персонажи: ЛМ, СС, ОМП
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж. К. Роулинг
Предупреждение: AU, OOC
Примечания: Драббл написан на драббл-марафон "Последний герой" на форуме Polyjuice Potion, 2013
читать дальше
Господин Снейп к нам каждую пятницу приходил, подолгу с хозяином сидел. Иной раз и не говорили ни о чем, но всё чаще ссорились. Вот и в тот раз повздорили. Дожди в ноябре шли проливные, господин Снейп вымок с дороги, пристроился у камина и сказал, мол, всё готов отдать за бокал подогретого вина.
− А я бы всё отдал за возможность заглянуть в сад и умереть спокойно, − ответил хозяин. Господин Снейп на это только вздохнул:
− Когда-то ты хвастался умением вести беседу.
− Когда-то я был жив, − сказал хозяин, на что ему господин Снейп предложил не начинать, а хозяин от этого разъярился совсем, закричал:
− Нет уж, позволь начать, сколько можно тянуть! Какую вину ты искупаешь этими визитами? Ты виноват, что остался жив, а мы с Нарциссой умерли? Ты виноват, что заказал этот чёртов портрет, и онанировал на него со слезами на глазах, так что меня сюда затянуло? Нет? Так перестань, драккл подери, думать об этом, и отпусти меня, наконец!
Тут господин Снейп очень грубо ответил, руки у него ходуном ходили, а хозяин разошелся, мало холст не запылал:
− Тебе мало твоей рыжей, чтобы наслаждаться муками совести?
Господин Снейп как подскочил, как плеснул вино из кубка прямо на ковер, дорогое вино-то, ковёр ещё дороже, можно было и не плескать; рот уже открыл, но махнул рукой только, на каблуках развернулся, сшиб мантией сервировочный столик и был таков.
Полгода прошло, молодая хозяйка в положении была, а господин Снейп не появлялся, и хозяин мой чах и выцветал. Уж я его раму протирал каждый день до блеска, а госпожа Астория днями с ним беседовала, развлекала, пока он не запретил ей, и даже молодому хозяину запретил, но тот всё равно приходил, смотрел на хозяина да молчал подолгу, кровиночка бедная. Будто что сказать хотел, да только не решался.
А потом господин Снейп вернулся, и сразу к хозяину моему. Тот сперва в штыки да с холодом, но господин Снейп ему с порога:
− Я хочу поблагодарить тебя, − и тише так, неуверенно будто, − ты был прав. Спасибо.
И прямо руками за раму-то как возьмётся! Я охнул, ринулся подхватить, а он мне:
− Не мешай, Трикси!
Принес портрет хозяина моего драгоценного в пустую комнату на третьем этаже. Плохая комната, одним хороша – окно в ней от пола до потолка. Поставил господин Снейп раму прямо на пол; я уж кинулся повесить скорее на стену, как хозяин мне:
− Трикси, оставь, − посмотрел на господина Снейпа долго, со значением каким-то, и улыбнулся. Тут я слезу-то пустил: мы такой улыбки у господина не видели, как Понятно Кто второй раз объявился. Так, с улыбкой, и сказал:
− Спасибо тебе, друг мой. Это царский подарок.
А после попрощался, выслал всех и велел дверь запереть. Я уж исполнил, как велено, а завтра приду тихонько, раму протру − нечего господину в пыли стоять.
***
Дед говорил ему, что истинный аристократизм заключается в умении делать долги, читать гербы и знать людей. Люциус видел, как меняется лицо сына, стоит Северусу войти в комнату. Рано или поздно Северус перехватит один из этих взглядов и истолкует его правильно. Он смотрел на их грядущий альянс с доброжелательным равнодушием столетнего старца. В конце концов, род Малфоев не прервётся. Пройдёт год, и по саду будет бегать его внук; настанет черёд правнука, и далее, вплоть до горизонта существования цивилизации.
Фонтан тонул в зеленоватом мареве сада, ласковый весенний ветер поднимал волны нарциссов. Цветы колыхались, вздымали свои удивленные лица к синему, без облачка, небу. Слева, у кромки леса, тревожно закричал павлин, ему вторил другой. Люциус вздохнул и закрыл глаза, храня перед внутренним взором сияние и свежесть молодой зелени. В конце концов, ему предстоял самый обычный сон, только очень, очень долгий.