После поста Персе с визуализациями как из рук боженьки (такой вот анакс, золотой полдень, который может стать удушливой пустыней) руки чешутся писать про Альдо, каким он мог бы стать, если бы не потребовалось смазать колеса сюжета чьим-нибудь тухлым мясом. Таскаю в своей голове обрывки историй, как коробейник свое барахло. Например, от матери у него осталось единственное воспоминание - простая песенка почти без слов, которую рыбацкие жены пели, унимая крикливых младенцев. Он не помнит голос, думает, что забыл мелодию, но ловит ее отголоски: мурлыкает себе под нос служанка, натирающая полы, напевает, одеваясь, его первая любовница, насвистывает, забывшись, Матильда. Он думает, что под страхом смертной казни запретит исполнять эту чертову колыбельную, когда станет королем, но еще не знает, насколько ему будет все равно: нельзя стать королем, оставаясь одиноким ребенком.