Давным-давно (в 2004 году) в одной далекой-далекой галактике (на ст. м. Коломенское) мы с бубочкой
Charles Trubou угорали по фанфикам, в которых Квай-Гон был учителем, а Оби-Ван и Дарт Мол, соответственно, учениками какой-то коррекционной школы в условном межгалактическом Урюпинске и неразборчиво сношались друг с другом.
НИКТО НЕ ПРЕДПОЛАГАЛ ЧЕМ ЭТО ОБЕРНЕТСЯ.
Не так давно в гораздо более близкой галактике алмаз души моей Ева
Игра в классики посмотрела последние Звездные войны, и, как взрослый, адекватный постмодернист, насадилась не на кайлакс, а на QO. А когда Ева что-то полюбила, она нежно кусает всех за шею и все тоже становятся влюбленными упырями. Смотри, какие, говорит мне Ева, смотри, какой отличный арт и какой хороший фанфик,
какой шикарный пубертат, тред вконтача раскаляется от обилия прекрасного. Очень мило, отвечаю, но как-то нет. Не совсем мое. Хотя учитель и ученик. Хотя trust issues и полностью лояльный взрослый. Хотя спасет. Хотя воспитание чувств. ХОТЯ СТОЙТЕ.
Я поняла, что что-то пошло не так, когда отключилась от мира на два часа, обсуждая с Евой, как джедаи воспитывают детей, чтобы они не поняли, что дрочить ради дрочки суть нарушение баланса. Потом я начала читать первую новеллу про ученика джедая. Потом наткнулась на Ксанатоса. Потом Ева послала мне картинку.
...
Очнулась в кратере 2 на 2 км, кругом мертвые трупы невинных жертв, изнасилованный магистр Йода играет на губной гармонике и плачет, темная сторона силы стала темно-лиловой потому что фингал под глазом, птички чирикают имперский марш, где-то на горизонте в лучах заходящего солнца джедаи танцуют кан-кан и падаваны лимонад разносят, и поняла, что очень болит попа - в нее засунуты 200 хедканонов.
КСАНАТОС РАЗВРАТНАЯ ЗЛАЯ БЫВШАЯ ОБИ ВАН МИЛЫЙ МАЛЫШ ТЫ МЕНЯ ВОЛНУЕШЬ НО НЕ МОГУ Я ТАК НЕ МОГУ
Просто чтобы передать:
Ева: Там еще есть ужасно кинковая штука — ученическая связь. Телепатическая связь между учителем и падаваном,
она не про прямую передачу мыслей, но про ощущения.
Ева: Каждую ночь Квай-Гон просыпался от одного и того же ощущения...
Я: Злостно дрочить думая о том как ты отдаешься учителю
Я: КГ просыпался и "БОЖЕ МОЙ ПОРА КУПИТЬ КОЛОДКИ ДЛЯ РУК"
Ева: ..и кричал в соседнюю комнату: РУКИ НА ОДЕЯЛО СУЧОНОК ВОЛОСЫ НА ЛАДОНЯХ ВЫРАСТУТ
РЕАЛЬНО ВЫРАСТУТ
В память об еще лысых своих ладонях написала Еве пвп с юстом и романсом. Не судите строго. Когда птички чирикают имперский марш, нет сил сопротивляться.
ВСЕМ ГЕРОЯМ 18 АВТОРУ 20 ЛЕТ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ НЕ ВЫЧИТАНО В МОЕЙ КРОВИ ХЛАМИДОМОНАДИИВсе было напрасно. Оби-Ван отшвырнул тренировочный меч и пнул ногой колонну, изрядно прижженную и изукрашенную десятилетиями падаванских тренировок. Колонне было все равно, нога чудовищно заболела, но так было нужно. Резкая боль заставила гнев свернуться клубком на дне сознания, и освобожденное место заняла горечь. Он занимался втрое больше, чем обычно. Он по крупице собирал информацию о планете, которая была объявлена следующей целью миссии мастера, он оставил себе четыре часа сна, посвятив остальное время медитации и упражнениям на выносливость (ледяная вода и удержание баланса до полуобморока). Но ничто не спасало от мыслей, выжирающих душу, как лиса - беззащитное брюшко мертвого ежа. Оби-Ван отчаялся. Квай-Гон был слишком близко, чтобы не думать о нем. Он был в зале для упражнений, скрещивал мечи со своим старым приятелем и спарринг-партнером, пронзенный сотней мальчишеских глаз навылет, взмах, поворот, осторожный выпад и быстрая контратака, капля пота стекала по торсу наискось, и Оби-Ван зачарованно следил за ее движением, вниз, вниз, пока не пропала из виду. Ему приснилась эта проклятая капля, и он проснулся на испачканной простыне, не понимая, что происходит, но чувствуя себя грязным, запутавшимся. Квай-Гон был в библиотеке, погруженный в раздумья, и попытка Оби-Вана быть полезным - о, дурацкая затея! - обернулась полнейшим провалом, ведь в благодарность за найденную книгу мастер положил руку ему на плечо. Его ладони всегда были сухими и горячими, тяжелыми, его касание было печатью, скрепляющей урок, но урока не было, было только ощущение укола Силы - пальцы мастера коснулись шеи Оби-Вана, лениво прочертили дорожку поверх коротких и колких волос. Ничего больше не было, только пальцы на шее и пришедшее из ниоткуда, из Силы или из воздуха, понимание - он хотел бы, чтобы Квай-Гон не прекращал касаться его. Мастер задал ему вопрос, и повторил его, а Оби-Ван стоял, безъязыкий, ошеломленный, не понимающий, что делать с нестерпимой жаждой прильнуть всем телом к этой тяжелой горячей ладони, быть открытым ей и послушным ее нажиму.
- Д-да, я все.. наверное... что? То есть нет, - он знал, что должен ответить, но не мог собраться с мыслями.
- Мимо какой звезды ты пролетаешь, падаван? - мягко укорил его Квай-Гон и взъерошил свежеостриженные волосы.
Прикосновение было упоительным.
Ночью, сбрасывая напряжение, Оби-Ван вдруг представил, как эта ладонь касается его там, внизу живота. И в этот момент все окончательно разрушилось.
Голод плоти, объясняли им магистры, всегда одинаков, чего бы не хотелось: сладкого питья, сытной еды или успокоения, которое приносит прикосновение к самому себе. Его нужно утолить, если он порожден потребностью, но им нельзя упиваться, подкармливая его. Голод рос, разбухал где-то под ребрами, изводил безостановочным желанием чего-то, о чем Оби-Ван не имел представления. Он не мог заснуть, кожа горела, постель казалась жесткой и колкой, и вместо привычных равнин и лесов, по которым Оби-Ван привык бродить перед сном в своем воображении, он видел лицо мастера, тонкие лучи морщинок от улыбки, чувствовал жар его дыхания, его запах - так пахнут нагретые камни в пустыне; и рука его сама собой сползала вниз. Он стискивал простыню, он кусал себя за пальцы, сдерживая позыв - это была не нужда, нет, это был костер, это было беспощадное горение газа в самом центре звезды, место, где плоть становится кипящей плазмой, и он сдавался раз за разом. Сдавался, проваливаясь в мысли об учителе и обхватывая себя рукой. Утром, когда Квай-Гон ласков приветствовал его перед медитацией, он чувствовал себя грязным, как простынь. Грязным и недостойным.
Усталость отрезвляла, но ненадолго. Поняв, что утоление потребностей лишь усиливает голод, Оби-Ван принял решение отказаться от него вовсе, а рацион сократить: не зря ведь магистр Йода говорил, что на скудной почве фантазии задыхаются. О, с каким удовольствием Оби-Ван сам бы придушил их! Но они были сильнее, чем когда-либо. Квай-Гон, истолковавший беспокойство падавана по-своему, предложил свои услуги в поиске баланса. Оби-Ван был достаточно недалек, чтобы согласиться; идея обернулась пыткой.
- Ты закрываешься от Силы, - удивленно и немного разочарованно отметил Квай-Гон, - возможно, дело в гневе? Ты звенишь, как натянутая струна. давай попробуем оставить меч. Закрой глаза, сосредоточься и почувствуй, как я двигаюсь, и повтори мое движение.
Сила. Оби-Ван привык купаться в ней, растворяться в ее успокаивающем присутствии. Но сейчас Сила была атрибутом Квай-Гона, его союзником и стихией. Позволить ей проникнуть в себя, отдать всю грязь и глупое смятение на ее суд было бы то же самое, что... если бы мастер так же мог пронзить его, войти в каждую его клетку, сделать само его существо своим... Оби-Ван мучительно покраснел и не смог сосредоточиться.
Он начал избегать Квай-Гона. Это был единственный способ сохранить лицо и не разочаровать учителя. Оби-Ван не знал, почему это разочарование наступит, но был уверен в его неотвратимости. В конце концов, прошлый ученик мастера, не умевший обуздать свои слабости, хуже чем умер для мира. Слабость Оби-Вана была очевидна, как и полнейшее неумение ее обуздать. Он думал о том, как велика вероятность утратить свое светлое "я", пугал себя картинами безрадостного будущего - изгой, мертвец, пустое место, но страшнее всего было представить, как взгляд Квай-Гона, ласковый, всепонимающий, станет холодным и равнодушным, как померкнет блеск солнечных крапинок в его радужке. "Еще одна неудача" - так, наверное, будут вспоминать Оби-Вана. Ночи стали его пугать. Он знал, что не справится и в этот раз.
Впрочем, сдаваться окончательно он еще не был готов. Один раз ему удалось очистить разум, крепко сжав рукой тренировочный меч; боль была острой и отрезвляющей, он вложил в нее всю ненависть к себе, всю злость на свою слабость, и они исчезли вместе с болью, оставив приятную звенящую пустоту. Оби-Ван забинтовал руку. Никто не должен обратить на нее внимание: в конце концов, мог же он обжечь ладонь во время спарринга?
Следующей ночью, оставшись наедине со своим голодом, он приготовился повторить вчерашний опыт на другой руке, но закрепить свой успех ему не удалось.
- Объясни мне, зачем ты хочешь это сделать, - сказал Квай-Гон у него за спиной, когда Оби-Ван потянулся к мечу, зажатому между колен. Он вздрогнул, меч упал и погас, горела только тусклая лампа в изголовье.
- Я чувствую твою боль, Оби-Ван, - голос Квай-Гона был мягким, но тяжелым. Как его ладонь. Оби-Ван сидел, опустив голову и глядя в пол. Его раскрыли, уйти не удастся. Он приготовился попрощаться со своим ученичеством. Ему прощали оплошности, своенравие, гнев и привычку вляпываться в историю, не подумав, но потакать своим страстям, забыв о чистоте и отвернувшись от Силы... И это порицание, это обвинение несмотря на то, как он старался пересилить себя?
- Я не просил вас ее чувствовать, - он позволил говорить гневу, раз уж терять было нечего, - мне совсем не нужно, чтобы вы меня жалели! Обойдусь без жалости, лучше уж ругайте, честнее будет.
- Честность - не меч, чтобы обжигать ею руки, - сказал Квай-Гон и замолчал, но этого хватило, чтобы голова Оби-Вана склонилась еще ниже. Гнева как не бывало. Не было ничего вообще, только звенящее напряжение и... страх?
- А твою боль, как и твою радость, я буду чувствовать вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет.
Квай-Гон опустился на кровать за спиной Оби-Вана, и, чуть помедлив, кончиками пальцев коснулся его спины. Оби-Ван вздрогнул всем телом и, сам того не замечая, чуть подался назад.
- Я принимаю их, как принимаю тебя. Целиком, не выбирая. Все, что важно для тебя, важно и для меня. Не хочу, чтобы тебе когда-нибудь пришлось узнать, как ранит медленная потеря связи, но это может быть больнее, чем волшебный подзатыльник магистра Винду. Ты закрылся от Силы, и я ослеп. Ты закрылся от меня, и я оглох. Ты наказываешь себя...
Квай-Гон обнял его и привлек к себе. Прижимаясь спиной к горячей и твердой груди, Оби-Ван перестал дышать. Сейчас пройдет. Сейчас должно пройти. Если бы можно было справиться с этим с помощью силы, как бы он был счастлив!
- ... за то, за что не нужно наказывать. Ты стыдишься своих чувств, но Сила их не отвергает. Ты боишься обидеть меня - но разве ты узнавал, что может меня обидеть, а что нет?
Когда Квай-Гон наклонился к нему так близко, что его дыхание касалось налившейся жаром мочки уха, он все-таки не выдержал и тихонько заскулил. Ладонь Квай-Гона скользнула вперед и вниз, обожгла бок, как при косом ударе в спарринге, и легко легла между разведенных бедер Оби-Вана, как будто так было надо. Небо, так было надо. Именно так, здесь и сейчас, и это было...
- Правильно, - закончил то ли свою, то ли его мысль учитель и легко сжал пальцы.
Этого было достаточно.
Квай-Гон молча обнимал его, прижимая к себе, как ребенка, пока Оби-Ван не перестал дрожать.
- Не вини себя за то, что умеешь любить. Это великий дар, пусть и горький. И если ты когда-нибудь решишь, что позоришь меня, выноси приговор, посоветовавшись со мной. Меня не позорит то, что я дорог тебе. Ведь и ты дорог мне.