Ну что, пошло-поехало :3 Спасибо
Фобсу за наше счастливое детство и
Nightday за коллективный упорос ))
Фандом: Майор Гром
Пейринг: Волк/Разумовский
Рейтинг: PG-13 (пишем секас без секаса)
Таймлайн: преканон, действие разворачивается в детском доме.
Сергей любит планировать: экзамены, курсы дистанционного обучения, университет, карьера, финансирование. Долгая, богатая, красивая и яркая жизнь, дорогие машины, дорогие часы, красивые женщины, поцелованные тропическим загаром. Статусные штучки. Не меньше он любит и то, что происходит само собой, без его вмешательства: июльское небо, веснушчатое от звезд, идеальная гармония случайного лица в толпе, усталая и лукавая улыбка луиниевской мадонны на репродукции, удовлетворение от правильно прописанного кода. Маленькие вещи, спрятанные в гуще событий специально для него.
Олег - одна из таких вещей.
читать дальшеОни оба знают, что должно произойти. Сергею, всегда увлекавшемуся астрономией, приходит в голову сравнение с двойной системой звезд: попав в тиски гравитации, далекие солнца кружатся в танце миллиарды лет, пока не растворяются одно в другом. То, что приходит в голову Олегу, в ней и остается; возможно, поэтому Олег всегда выглядит так, как будто заранее знает, чем все кончится. Эта уверенность иногда забавляет Сергея, иногда - злит, но неизменно притягивает. Вектор напряженности магнитного поля между ними колеблется; школьная задачка, рассчитайте движение проводника, подвешенного на нити, учитывая индукцию и сопротивление материала. Очень хорошо, Разумовский, садитесь. С каждой общей сигаретой, с каждой ссадиной на костяшках, с каждой рассказанной на ночь историей материал все меньше сопротивляется.
Август, последние летние грозы, небо вгрызается в залив фосфорически белеющими клыками молний. Сегодня Сергей был в Эрмитаже: напросился вместе с преподавательницей изобразительных искусств, водившей стаю малолетних, бритых под ноль, озлобленных волчат из пятого класса. Он отбился от сопровождения и провел три часа в античном зале. Лариса Алексеевна долго орала на него, когда, все-таки, отыскала; раздутая от жары, как утопленница, она разевала неровно напомаженный рот, но Сергей не слышал ни слова. Он был отравлен красотой, красоты было слишком много, от нее мутило и руки дрожали, как от дешевого портвейна.
Олега водворяют в "штрафную комнату", когда гроза только начинается. Комната - подобие карцера, но довольно жалкое, с окном, хоть и зарешеченным, с койкой, хоть и жесткой. Жалкое, как и все в интернате: подобие образования, подобие опеки. От Олега пахнет стиральным порошком (четверг, выдают одежду из прачечной), зубной пастой и кровью.
- Дал пизды Рашиду, - объясняет Олег, стирая юшку с верхней губы. Рашиду, вероятно, намного хуже сейчас.
Громыхает, дребезжат стекла, открытая створка с грохотом ударяется о стену, а на подоконник потоками льётся мутная вода. Плечи Олега покрываются мелкими мурашками, тонкие светлые волоски встают дыбом, словно шерсть на холке у разозленного сторожевого пса.
- Ты похож на статую Марса. Бицухи. Только нужно голову отрезать.
Олег фыркает, запрокидывает голову. Господь бог фотографирует свое совершенное творение со вспышкой: щелк, еще один кадр в альбоме. Теперь, понимает Сергей. Все случится теперь. Должно случиться.
Наверное, он должен спросить разрешения, прежде чем касаться, но слова слипаются в ком, и пальцы оказываются быстрее языка. Олег разводит бедра чуть шире, поворачивается, чтобы отзеркалить каждое движение Сергея. Разумовский наклоняется вперед, жадно высматривая что-то ускользающее, что-то, что объяснит звезды, красоту лиц и гармонию музыки. Узкие, жесткие губы прикасаются к его губам - так, не поцелуй, мазок зубной пасты.
- Быстрее! - просит или приказывает Олег, но смысл слов уже не важен, они откалываются, летят в лицо, хлещут Сергея по щекам, как мраморные крошки, выбившиеся из-под резца. В какой-то момент все складывается вместе: Боттичелли, запах зубной пасты, липкие ладони и изгиб бедра берниниевской грации в хищных лапах сатира; все приобретает новый смысл, становится большим и единым, слишком большим, почти болезненно красивым. Давай же. Ну, давай. Сейчас.
Олег понимает его без слов.
После накатывает усталая сонливость. Сергей смотрит на висящую под потолком лампу через закрытые веки, и привычная темнота наступающего сна расцветает оттенками красного - Караваджо? Тициан? Тысячи тысяч лет бархата цвета бордо, служащего бессменным фоном всем парадным портретам. Можно ли смешать охру с пурпуром, оранжевый и синий, кровь с вином, чтобы получить вот этот оттенок, теплый и холодный одновременно?
- Ну, расскажи, - предлагает ему Олег, и Сергей, не открывая глаз, говорит о смысле композиции "Распятия Христа", о рыдающих ангелах Джотто, об алгебраической гармонии Баха, о бичевании и гвоздях в ладонях, о крови, крови, крови, которая течет по масличному холму, которая единственная имеет смысл во всей сомнительной истории.
- Когда-нибудь тебя посадят. В психушку или в тюрьму, - говорит Олег задумчиво и подтыкает край одеяла под бедро Сергея.
- Приедешь на белом мерсе? Спасешь?
Олег никогда не отвечает на риторические вопросы.
за коллективный упорос
Рада упарываться на одной волне
прям очень очень