erkenne mich ich bin bereit
Салли выходит из магазина и почти бежит к метро на Шестьдесят восьмой. Ей хотелось бы купить Клариссе подарок, но какой? Ей хотелось бы сказать Клариссе что-то важное, но она не может подобрать нужных слов. «Я люблю тебя» — чересчур легковесно. «Я люблю тебя» превратилось в слишком будничную фразу, произносимую не только в день рождения или по случаю какой-нибудь круглой даты, а почти спонтанно в постели, или у кухонной раковины, или даже в такси, в зоне слышимости водителя-иностранца, твердо уверенного, что женщине полагается семенить на три шага позади мужа. Ни Салли, ни Кларисса в принципе не скупятся на нежности, и это, конечно, хорошо, но сейчас Салли хотелось бы, возвратившись домой, сказать что-то особенное, что-то выходящее за пределы не только привычной ласковости, но и самой страсти. То, что ей хотелось бы сказать, как-то связано со всеми теми, кого уже нет в живых; и с ее ощущением невероятного счастья и неминуемой, опустошительной потери. Если что-то случится с Клариссой, она, Салли, не то чтобы умрет, но и не вполне уцелеет. У нее — и уже навсегда — будет все не так. То, что ей хотелось бы сказать, связано не только с радостью, но и с оборотной стороной радости — неотвязным страхом. Со своей собственной смертью она еще кое-как может смириться, с Клариссиной — нет. Их любовь с ее уютным постоянством поставила Салли в зависимость от механизма смертности как такового. Есть потеря, которую невозможно представить. Есть путь, которым можно следовать от настоящего момента, спеша к метро в Верхнем Ист-Сайде, сквозь завтра, послезавтра, послепослезавтра и до самого конца своей и Клариссиной жизни.
М. Каннингем, "Часы".
Удивительный парадокс: иногда случается, что по-настоящему хорошая книга приходит к тебе задолго до того, как ты до неё дорастаешь, но даже тогда, когда, по сути дела, между вами ещё нет ни одной точки соприкосновения, она уже нравится тебе. Может быть, вызывает недоумение, может быть, легкое раздражение, но всё равно иррационально нравится. И только потом, через энное количество лет, когда вы с книгой наконец-то понимаете друг друга, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: каким же чудом получилось так, что при первом прочтении ты не приобрел идиосинкразию и не забросил её куда подальше, лишив себя в будущем возможности насладиться взаимопониманием?
М. Каннингем, "Часы".
Удивительный парадокс: иногда случается, что по-настоящему хорошая книга приходит к тебе задолго до того, как ты до неё дорастаешь, но даже тогда, когда, по сути дела, между вами ещё нет ни одной точки соприкосновения, она уже нравится тебе. Может быть, вызывает недоумение, может быть, легкое раздражение, но всё равно иррационально нравится. И только потом, через энное количество лет, когда вы с книгой наконец-то понимаете друг друга, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: каким же чудом получилось так, что при первом прочтении ты не приобрел идиосинкразию и не забросил её куда подальше, лишив себя в будущем возможности насладиться взаимопониманием?
Как можно быть уверенным, что ты, наконец, понял книгу? Может быть, это опять заблуждение? Может быть, через какое-то время, перечитав, ты сможешь заглянуть в нее еще глубже, чем прежде? И, кроме того, люди ведь меняются. Тот, кто читал эту книгу 2 года назад, это уже не тот же самый, который перелистывает капризные страницы сейчас. Мне кажется, каждый раз, с очередным прочтением, книга знакомится с новым человеком, который понимает ее лучше или хуже, чем тот - предыдущий.
С удовольствием соглашусь))
Немного не по теме, но бывает покупаешь книгу, или дарят знакомые или друзья, и ты не хочешь ее почему-то читать. Так она у тебя и лежит год или два, а потом что-то тебя заставляет взять ее в руки, может быть какая-то случайность, и ты понимаешь, что все правильно: раньше бы не понял, кажется, что книга пришла в самый подходящий момент. Удивляешься, насколько ее содержание тебе созвучно. У вас такого не бывало?)
tes3m, неисповедимы пути книжные!))