МГ 25

Спешу поделиться:
1) ДОДАЛИ
2) Вертолет американский, одна штука. Честное слово, я не удивилась бы, если бы был угнан поезд метро, и полуголые мулатки вручную укладывали перед ним рельсы. Больше свэга для звезды свэга! Ценю, котирую, держите марку, тов-щ Р.
3) "Хрен с кулончиком". Он просто есть, как северное сияние, водопад Ниагара, ядерный взрыв, котики и любовь до гроба. Он существует, и одним этим прекрасен.
4) Резанов и Кончита: сцена встречи. Ангел, стань человеком, поднимиииии меня, ангел, с колен! Тебе трепет сердечный не ведом, прислушайся, слышишь ли ты далекое клацанье, Сергей; это Тендер, ебанувшаяся на отличненько, строчит НЦ-17. Эти круглые глаза! Это "я тоже рад тебя видеть"! Бутылка воды! Стакан воды в старости! Приемные дети, большая семья, вилла в Ницце, секс по субботам, все счастье этого мира
5) Все ещё эмоции по поводу пункта 4
6) О БОЖЕ КАКОЙ МУЖЧИНА Я ХОЧУ ОТ НЕГО ГРАНАТОМЕТ
7) Выдохнули
8)... А Гром изменился за лето, перестал хамить, кидать стулья, жечь коров и вообще пусяша. Юлю любит, друзей общает. Молодец, мужик! Добро пожаловать в ад!
9) Юля мне с каждым выпуском все больше и больше нравится. Вопреки всему, даже платье ее не испортит. Сашу в этом отношении понимаю: тоже прижалась бы в этим восхитительным двум высшим образованиям. А жопа какая *_* За такую жопу можно любую ревность перетерпеть.
10) Кстати, Саша. Дайте Сашу. Дайте две. Действительно, похожа на Дормер, и такая аррр! Фем? Здоровый задел на фем? Ябыпочитал.
11) Ванья удался, созрел красиво. Вообще годные у Грома друзья, фактурные.
12) Не могу молчать: ночной Питер сказка и томление. Залипала в кадр бесконечно.
13) Кстати, кстати, да: кадр, когда Волк показывает наверх, на самолет, вызывает потерю ориентации в пространстве и обильное слюнотечение. Какие они там оба два!111
...
256) Все, я спокоен, я собран, я просто шиппер, это бывает, это нормально, который раз уже нанизываюсь на фобсову леску, но НЕВОЗМОЖНО.

Чмоки всем в этом чате <3 Пошла изрыгать бабочек и грезить серым волком.

@темы: свун, вжжух... ням-ням, Майор Гром, гомосексуальные пидорасы

---

@темы: this moment, где мои пилюльки?, das bin ich, Кино, красота

---

А вот вам Ван Гог, между прочим!

википруф

@темы: пикспам, vulture with culture, Интересности, Ссылки

---

Фрэнсис Бэкон

сайт

@темы: пикспам, Ссылки

---

Онгоинг по Майору Грому

Обычно я не вывешиваю фики в процессе, потому что фу, но в этот раз вывешу исключительно из тех соображений, что, висящий на диарее в неприкаянном виде, он будет действовать мне на совесть и побудит дописать в пристойные сроки.
Писалось для команды на ФБ, но кто тут долбоеб? Я тут долбоеб. Очень стыдно ((
Хотела написать для Фобса Марину и Финна, может быть, еще осилю.

Северная звезда

Улица -
дрожь
натянутого
провода,
дрожь
огромного овода.
Со всех сторон,
куда ни пойдешь,
прямо в сердце -
нож.

0.

"У тебя будет несколько рабочих телефонов и один запасной. По нему не звони. Если будет нужно, позвоним сами", - сказал Мёрдок и отдал ей один из тех бессмертных шведских гробиков, комично смотрящихся в сравнении с современными коммуникаторами.
"Эта трубка тебе вряд ли понадобится, но держи её при себе, киска", - сказал Финн.
Телефон молчал три года, чтобы разрушить все в пятницу, шестнадцатого сентября. Ранняя осень достигла своего дождливого крещендо и сменила гнев на милость, усыпляя бдительность теплыми, сухими, солнечными днями. Утробное ворчание кофеварки сплеталось с уличным шумом, выводя привычную утреннюю тему дублинской симфонии, но звонок одним своим существом распорол привычную какофонию. Марина вздрогнула, щёточка туши мазнула по веку, превращая дневной макияж в грим грустного клоуна. Стандартный рингтон, навязчивая, коротенькая трель. Она поняла, что случилось что-то непоправимое, страшное, что-то, что снова перевернет ее только что устоявшуюся жизнь. Пи-ип, пи-ип, пи-ип. Звук короткий и злой, как звон пилы, перерезающей тонкий сучок, на котором держалась Марина.
Телефон лежал в ящике комода, в ворохе прочих мелочей сомнительной необходимости. Пи-ип, пи-ип. Финн или мать? Мать или Финн? Брать или не брать трубку, и что лучше: знать и оплакивать или не знать и бояться?
- Марина, - трубка искажала знакомый голос, вкрапляя синтетические, высокие нотки истерики в почти всегда спокойный баритон, - слушай меня внимательно.
И она слушала, замерев.
- Финна взяли. Там твои знакомые и парни из Белфаста. Собирай вещи, выходи на перекресток с Гриффит-авеню. Буду через сорок минут. Поторопись.
МакАллистер повесил трубку прежде, чем она успела спросить про мать.
С минуту, не более, она стояла перед зеркалом, опустив руки. Трубка, притихшая, будто затаившаяся, лежала в ладони, как рукоять охотничьего ножа. Марина из зеркала смотрела на нее спокойно и сосредоточенно: не видно, как побелели губы под слоем помады, не видно, как краска отлила от щек, тронутых румянами оттенка "пряный персик" - слащавая манера делать искусственным не только цвет своего лица, но и его описание, саму его идею. Та, другая, зазеркальная Марина, казалось, знала, что нужно делать. У нее не тряслись руки, не потели ладони, не подгибались колени. Ей не хотелось закрыть дверь на замок, поставить квартиру на охрану и спрятаться под одеяло, закрыться с головой, плакать до тех пор, пока не придет блаженное, усталое равнодушие.
Марина-вторая вышла из зеркала и принялась собирать вещи: кредитные карточки, деньги, зарядные устройства, масса мелочей, которые пригодятся только в том случае, если в эту квартиру ей уже не удастся вернуться. Она выключила кофеварку, вылила кофе из кувшина в раковину. "Отдай, отда-ай!" - ревел соседский ребенок, требуя вернуть ему игрушку. "Немедленно прекрати кричать! Веди себя прилично!" - выговаривала ему мать. Сентябрь был необыкновенно жарким для Дублина, и мелкая сухая пыль припорошила все улицы, изнывавшие без привычного осеннего дождя. Совсем как дома.
Гордана, прекрати скакать, веди себя прилично, Гордана, куда ты запропастилась, чертова кукла, Гордана, принцесса моя, иди, обними папу - да, папочка, да, сейчас, я уже иду.

1.
Город ее детства пах солнцем и пылью.
Ее память, необыкновенно развитая, просеивала дни с самого рождения, сохраняя весомые и тяжелые факты и выбрасывая навсегда легковесные оттенки и полутона настроения. Она помнила ярко-голубой платок акушерки, которая брала Гордану на руки, и тяжелый, густой запах больничного коридора в родильном доме, помнила, как в бабкин дом ворвалась кусачая соседская собака, а старый бабкин пес, Марко, кинулся ей наперерез и перекусил горло, не допустив до колыбели. Мать утверждала, что Горда не могла помнить ничего из того, что было в первые годы ее жизни, и придумала все по рассказам взрослых, но платок, жидкая светлая шерсть старого кобеля и злой лай соседской псины были ее собственными воспоминаниями. Но радости и страхи забывались быстро, и мир ее детства оставался бесстрастен.
Мать Горданы, чистокровная сербка, дочь, внучка и правнучка крестьян, восемнадцать лет своей жизни в отчем доме смотрела и училась у родителей тому, как не надобно устраивать свою судьбу, и в мир вышла с твердым зароком сделать все лучше, правильнее и умнее. На девятнадцатом году Еленка Катич была самая красивая и самая упрямая невеста во всех окрестных деревеньках, и упрямство ее, горевшее так же ярко, как и рыжие ее волосы, покорило школьного учителя, сорокалетнего мягкого и мятого доктора философии в очках с толстыми линзами, приехавшего из Белграда поднимать село. Он был достаточно умен, чтобы увлечь Елену разговором, читать ей стихи, трогательно удерживая ее жесткую, крупную ладонь между своих пухлых, узеньких ладошек, и говорить о той светлой, широкой дороге, которая лежит перед каждым, кто рискнет на нее выйти. Выйти, по случаю, пришлось через сеновал; учитель оказался женат, жена его - больна нервами и обременена тонкой душой, которую никак нельзя было терзать разводом. Затянулась долгая, скучная история, о которой мать никогда не рассказывала, приподнимала только тонкую верхнюю губу, презрительно скалилась и раскатывала: "Бр-ред". Учитель развелся и успел жениться на матери как раз незадолго до рождения старшей Горданиной сестры, Драганы. Через три года он снова нашел широкую дорогу в будущее и оставил Елену, увлекшись то ли албанкой, то ли цыганкой. Больше о нем не вспоминали, но из села пришлось уехать - слишком острыми были длинные языки кумушек. Двоюродная сестра деда, крепкая телом и крикливая старуха, жила в двух комнатах на улице Шарри, близ водонапорной башни. В одной из комнат и поселилась Елена, отгородив себе угол импровизированной ширмой из настенного ковра. Олень на ковре гордо вздымал голову, попирая копытом берег горного озера, охраняя сон Драганы и подбадривая Елену, которая до поздней ночи сидела за зингеровской машинкой: работа в ателье еле позволяла свести концы с концами, приходилось идти на риск и брать заказы на дом, зазывая клиенток для обмерки якобы в гости, на чашку чаю. Много лет спустя Марина узнала цену этим полуночным бдениям за машинкой: она раз за разом узнавала в коллекциях Валентино и Ральфа Лорана те мотивы, которыми мать так упорно и безуспешно пыталась расцветить и оживить уродливые, безликие платья, предел мечтания партийных жен. С детьми Елена не церемонилась, могла отвесить звонкую оплеуху, толкнуть или шлепнуть, подкрепляя наказание выволочкой, но к ткани всегда прикасалась мягко, почти благоговейно, потому жесткая хлопчатобумажная жуть или убогий ситец превращались, впитав ее ласку, во что-то умопомрачительное, волнистое, воздушное и легкое. Гордана любила вынимать из шкафа недошитые платья, в меле, мыле и ежиных шипах булавок, и примерять перед большим, в пол, зеркалом, доставшимся матери от бабки Кати: в персиковом или васильковом наряде, с вуалью из ацетатного шелка, шедшего на нижние юбки, она воображала себя принцессой, готовящейся к балу. Для них с Драганой мать шила только скучные, повседневные наряды, рассчитанные на многочисленные падения, лазанья по деревьям и околачивания по пыльным улицам, и Горда во что бы то ни стало хотела получить хотя бы одно по-настоящему красивое платье, такое, чтобы все парни с Шарри свернули шеи, глядя ей вслед. Отец смеялся и убеждал, что без свернутых шей не обойтись так и так. Отец первый назвал ее "моя принцесса". Отец был самым лучшим и самым любимым человеком на земле. Это чувство единственное сохранилось в памяти Марины, потому что только в памяти оно могло продолжить свое существование.
Отец познакомился с матерью в ателье - шикуя на очередные свои невесть как добытые деньги, пришел заказать пиджак, но вместо задатка оставил красотке-закройщице с узкими губами и глазами цвета летнего неба свое сердце. В этом, по крайней мере, он убеждал Елену на протяжении двух месяцев. Мать не привыкла доверять тому, что хоть раз подвело ее, и готовилась, поставив Драгану на ноги, провести остаток своей жизни в одиночестве; но отец был настойчив, и обаяние его, как вода, капля за каплей точило камень. Беким Османи (так звали отца Горданы) умел играть на гитаре, разъезжал по городу на иномарке, изрядно помятой, но прекрасной, как и все далекое, западное; кроме того, он умел красиво сорить деньгами, добывая, как из-под земли, цветы, билеты в кино и шоколадные конфеты, которые, в отличие от сладостей, иногда появлявшихся в магазинах, были свежи и не отдавали плесенью. Мать Бекима была итальянкой, отец - албанцем; от матери он унаследовал красоту и умение нравиться, от отца - упрямство. Елене было двадцать восемь лет; ее тело, медленно иссыхавшее без любви и отдыха, вдруг налилось соками. Когда она поняла, что носит ребенка, недолгое счастье закончилось. Семья Османи, большой мусульманский клан, живший под Приштиной, не приняла бы христианку, как не приняла когда-то мать Бекима. Нужно было выбирать между нищей своей, тихой и беспросветной свободой в комнатке на улице Шарри и сытой подневольной жизнью у чужих людей, с чужим, злобным божком, с вечно закрытым лицом, на женской половине, в тени мужа. Дочь родилась вне брака, решение было принято, и в знак его мать назвала новорожденную Горданой. Из той же гордости она не принимала денег от отца своего ребенка. Гордана устроилась на кроватке рядом с оленем в горах, Драгане поставили раскладушку, мать еще глубже ушла в себя, еще строже поджала губы, еще суше стало ее тело - как будто вместе с ребенком она исторгла из себя всякую надежду на лучшую долю.
Гордана всегда бунтовала против правил матери: приходить вовремя, не драться, не бегать, делать уроки, есть ровно столько, сколько положили в тарелку. Отец, напротив, позволял ей все. Даже в черные дни у него всегда находилось что-нибудь для дочери: жевательная резинка, леденец, шипучка в жестяной банке с шариком внутри; в дни изобилия, чередовавшиеся с безденежьем, он был готов достать для Горданы луну с неба. Мать разрешала Горде видеть отца только раз в месяц: Беким приходил на час или полчаса, Елена молча подносила ему чашку чаю, садилась к столу, принимаясь за заказ, и швейная машинка разъяренно стрекотала; так клацает зубами загнанная в угол шавка. Но отец не был бы собой, если бы не изыскал множество способов тайно навещать свою принцессу. Он ждал ее во дворах Шарри, уводил на долгие прогулки, показывая город таким, каким его видят мальчишки и карманные воры: задворки, узкие переходы между домами, заборы, через которые так весело перелезать. "Отведёшь меня на Плаву?" - спрашивал отец, и Горда вела его по сети тропинок, связывающих город в единое целое, идущих по чердакам, подвалам и черным ходам. Так, играя, она быстро запомнила множество точек: от Турка на Загребачке она легко доходила до бакалеи Хасани близ университетской больницы. Хасани, тощий желтокожий старик, даже не смотрел на Горду, подолгу перешептываясь с отцом, а Турок, молодой еще толстяк, всегда угощал ее сладостями и говорил, шутливо кланяясь: "Очень ждем, звездочка, очень ждем в гости еще раз!". Иногда отцу приходилось подолгу работать, и он просил Горду помочь, отправляя ее с поручениями то у Турку, то к Хасани, то к мечети, то на рынок, всегда со свертками, тщательно завернутыми в несколько пакетов, и всегда с наказом идти осторожно. "Это очень, очень важно, принцесса моя", - говорил отец с серьезнейшим из выражений лица, и тут же подмигивал так, что становилось ясно: ничего важного и страшного нет в том, чтобы взять пакет на Загребчаке и отнести его на бульвар Мучеников. Это была игра - долгая, увлекательная, с постоянно менявшимися правилами, главным из которых оставалось "не открывать пакет".
Несколько раз отец увозил Горду за город, в Подуево или в Куршумлию, и каждый раз набивал полный багажник свертков и пакетов. Наверное, именно тогда она и израсходовала весь запас везения, который был отмерен ей на роду: остановили их только однажды, у Подуева, и усатый, насквозь пропотевший на жаре милиционер попросил у отца документы. Наклоняясь к бардачку, отец еле слышно выдохнул "Отвлеки его", и Гордана, подхватывая игру, немедленно вылезла из машины и стала спрашивать у усача дорогу, сюсюкая ровно так, как, по мнению толстых старых мужиков, должны говорить девочки. Милиционер растаял, поднял даже Гордану на руки, показывая ей тот знак, рядом с которым нужно будет повернуть, и галантно помог ей сесть в машину. "Дочка у вас умница-красавица!" - сообщил он отцу и махнул рукой, мол, проезжайте. Отец улыбался, кивая часто-часто: да, умница, красавица. До Подуево отец молчал. Машину, как обычно, он оставил во дворе у деда Бисмиля; пока свертки выгружали, отец повел Гордану гулять, и, пока она уплетала мороженное в безвкусном вафельном стаканчике, тихо и спокойно рассказал ей, что именно они везли и какие неприятности могли бы их поджидать, не сообрази Гордана, как отвлечь усача.
Несколько месяцев назад ей исполнилось тринадцать, она была совсем взрослая. Слова "героин" и "гашиш" ее не пугали. Она попросила отца как-нибудь показать ей, что лежит внутри свертков, он пообещал, что непременно это устроит для нее. Гордана доела мороженое, они вернулись к Бисмилю, вывели машину и поехали домой. Вспоминая о том дне позже, она не чувствовала ни обиды, ни горечи, ни страха, только бесконечную горькую нежность.
Несколько недель пакеты жгли ей руки. Она начала бояться прохожих, их равнодушных, усталых лиц; в толкотне базара ей казалось, что взгляд человека в форме всегда обращен к ней. Потом страх притупился, отступил: так забываешь о разбитом колене или зудящем укусе, зачитавшись. Гордана поверила в удачу, накрепко привязанную к ее запястью красной цыганской ниткой. Нитку эту, шерстяную, размочаленную и выцветшую от многочисленных купаний, дала ей тетка Вита, которую бабка Горданы поселила у себя в сарае то ли из жалости, то ли по своему, неизвестному расчету. В лето девяносто пятого года война зрела и наливалась соками под жестоким солнцем, пила воду, набиралась сил. После дождя в воздухе было какое-то кислое, ржавое послевкусие: старики говорили, так пахло их детством, так пахли тридцатые, именно так пахла смерть. Весь июнь Гордана помогала отцу, и он кормил ее мороженым; от которого у нее отчаянно болело горло. В конце концов, мать услала их с сестрой в деревню. Гана, такая важная и взрослая в городе со всеми своими академическими успехами и поисками достойного жениха, на несколько недель стала Гордане подругой и подельницей: они воровали вишню в заросшем саду, который когда-то был колхозным, подшучивали над бабкой, подрисовывая козлиные рога важному Милошевичу, распиравшему газетные передовицы, и днями напролет лежали в тени колодца - Гана со своим Шекспиром, которого она хотела по-новому, правильно перевести на сербский, Марина то со случайной Драганиной книгой, то просто так, глядя в высокое пыльное небо. Тетка Вита, которую они угощали вишнями и которой одолжили часть выданных матерью на житье денег, оделила их талисманами и погадала им. Карты у нее были засаленные, на счастье; она утверждала, что получила их от самого черта, который, польстившись на ее девичьи прелести, вылез из преисподней обменять свою колоду на цветок девичества. Что такое цветок девичества, Гордана представляла, но как-то смутно, но как черт мог польститься на сморщенные груди тетки Виты, не могла представить и вовсе, а Гана подвергала сомнению и самого черта. Сомнение свое они до поры утаили. Тетка Вита разложила карты, принялась открывать их по очереди. "Вот и звезда сверху для моей звездочки", - сказала она Гордане, прибавляя обязательного мужа-красавца и троих сыновей. Звезда была белая и лучистая, она равнодушно освещала озера и леса. Драгане тетка Вита не сказала ничего, только поскучнела лицом, смешала карты и побранила их - врут, мол, бессовестные, совсем заврались.
Война вызрела и упала на землю, ударившись влажно, как подгнившее яблоко. В девяносто восьмом начали умирать люди: сперва понемножку и где-то там, далеко, потом все ближе и ближе, пока война не пришла в дом каждого. Людей убивали на улице, во время протестов, и мостовая Плавы умылась кровью. Людей убивали в домах и на улице, дома ломались и падали, как картонные кукольные домики под ударом молотка. Переговариваясь в очередях, которых тоже стало слишком много, соседки шипели: вот бы скорее убежать, куда бы убежать, спасет ли нас НАТО или погубит, ждут ли нас там или нет, как же жить, как теперь жить. Ответа на эти вопросы Гордана не знала. Отец показывался редко и урывками, как о милости умоляя Гордану о какой-нибудь плевой услуге. Что ей стоило пронести здоровую коробку с патронами до мечети? Что стоило отнести обратно пухлый конверт с американскими долларами? Ровным счетом ничего, а в награду отец сидел с ней в темном, лишенном последних лампочек, подъезде и рассказывал истории про смелых белозубых молодцов, перевозивших героин по Южному пути, и про их красавиц-подруг, не боявшихся ни пуль, ни поцелуев. "Про тебя сочинят балладу, принцесса, - говорил отец, выдыхая кислый сигаретный дым, - самую лучшую из баллад, и она будет длинной, как черт знает что, потому что ты будешь жить вечно". Заказчицы матери успели уехать из города, денег не было, но Елена, привыкшая работать, перешивала оставленные заказы по новым меркам. Синюю, умопомрачительную юбку с бархатной вставкой она вдруг отдала Драгане - будто первый раз по-настоящему заметила своих дочерей за много-много лет стрекота швейной машинки.
Гана недолго носила обновку. Война шла по улицам, требовала внимания. Война топнула ногой близ улицы Шарри; водонапорная башня рухнула, а трамвайчик, в котором Гана уже почти доехала до дома, вдруг встряхнулся, смялся, как жестяная банка, и вывернулся наизнанку. По куску бархата цвета электрик ее и узнала соседка. Война пришла в их дом и стиснула костлявые пальцы на горле матери. Елена замолчала и перестала вставать с постели.
А потом исчез отец, и Гордана осталась совершенно одна.

@темы: Майор Гром, пейсательство

---

О Мадриде сумбурно

Прежде всего нужно сказать, что в Мадриде красиво. Даже капслок не передаст изящества и легкости зданий в историческом центре, монументальности старых церквей, обаяния узких улочек, самым непредсказуемым образом соединяющих крупные проспекты. Какой-то тип из интернета, сочиняя путевые заметки, отметил, что архитектура Мадрида тяжеловесна. Если ему тяжеловесны эти ажурные решетки, здания а-ля ар нуво, будто бы кружевная лепнина на балкончиках, я просто не знаю, где ему легко дышится. В Лотлориэне, не иначе. Отдельно покорил парк Ретиро. Я думала, что в Питере по сравнению с Москвой парки скучные. Ха! В Москве парки скучные, а в Мадриде парки идеальные. Все в Ретиро есть: и водопад, и фонтан, и сосны на солнце, и море зелени, и чистота такая, как будто до тебя никто по этому парку не ходил. И парочки на скамеечках во всех возможных комбинациях полов.
К половому вопросу нужно отметить, что быть лесбиянкой в Испании (по крайней мере, в Мадриде) очень сложно. Кажется, именно поэтому немногие замеченные мной женские пары смотрели на окружающих с таким вызовом. Нужно иметь нерв, чтобы игнорировать бесконечное количество красивого, ухоженного, обаятельного и полного соков мужского мяса. Но, полагаю, местной чике так же сложно удержаться и в пределах гетеросексуального стада: женщины здесь дивно, фантастически милы. Вообще такого количества хорошо и вполне демократично одетых людей я не встречала никогда. В метро входишь, как в блог сартореалиста: вот прошло удачное решение, вот еще одно напротив село. Что характерно, ста процентам обладательниц одежды от Дезигуал она идет. Вся штука в том, что без черных глаз, темных волос и шоколадного загара эффект не тот.
Мучительно прекрасный типаж испанки или испанца, заставлявший меня дрожать от восторга: темные, но не совсем черные волосы, чернющие длинные ресницы, тонкий нос, тонкие, но яркие губы, и порочного вида серо-синие глаза. Не знаю, как этим людям живется с осознанием того, что они красивы, как греческие боги. Судя по виду, они с этим смирились и не слишком удивляются, когда смертные падают перед ними ниц.
Мадрид, судя по всему, гей-Мекка Испании наравне с Барселоной. Волшебство здесь всюду. Отравленный Милоновым организм сперва отказывался верить в происходящее: как же так, два милых бородатых мальчика держат друг друга за руки, не опасаясь получить по щщам от какого-нибудь квасного поцреота, любителя традиционных плейстоценностей? Нет, не боятся. Никто никого и ничего не боится. Ни один ребенок не умирает, увидев геев на улице. Более того, судя по обилию гетеросексуальных парочек, евросодом остается привлекателен для все того же детерминированного природой процента людей. Просто в Испании эти люди не прячутся за плинтус. Я вот впервые в жизни насладилась возможностью обнять свою девушку в общественном месте, никого не шокируя, никому не мешая и ничьего нежелательного внимания не привлекая. Всем есть чем заняться, у всех своя жизнь насыщена. Это вам не культурная, блядь, столица нашей родины, где тебя на Московском проспекте могут на голубом глазу через пол-улицы спросить: да ты что, лесбиянка, чтоле?
Испанцы вообще очень похуистичны, только похуизм их не равнодушного свойства, а кипучий и доброжелательный. Скажем, уронил человек ключи от мотоцикла, попали они между прутьями сливной канавки и лежат там, одинокие. Тут же собирается несколько сочувствующих, один из которых обязательно придумает ноу-хау и извлечет ключи с помощью двух досок, ловкости рук и такой-то матери. Но при этом на не требующие вмешательства явления внимания они не обращают. Скажем, спит на центральной площади человек самого мирного и блаженного вида, и никто, включая ментов, не по тревожит его покой. Что уж там, сиеста у человека.
А менты, то бишь полицаи, в Испании красоты небывалой. Я не шучу, они действительно красивы как один. Судя по бицепсам, трицепсам, широким плечам и осиным талиям, их изнуряют физподготовкой. Хоть одно бы жирное рыло, хоть одно пивное пузо, как в стране родной; нет, где там, ощущение, что спишь и видишь кинк-порно с полицейскими. Думаю, преступники ходят сдаваться за поцелуйчик.
Еще у мадридцев есть милая черта: они не сдаются. Особенно в лингвистических вопросах. Скажем, в Греции или в Черногории нащупавший языковую берлинскую стену абориген просто уйдёт в себя и замолкнет. Испанец, не говорящий по-английски, не сдается никогда. Он продолжает говорить, размахивать руками, улыбаться, подскакивать на месте и переходить на интонационный капслок, потому что уверен, что каждый человек в самой глубине души испанский знает прекрасно, и если сказать побольше слов, то собеседник обязательно поймёт. Иногда испанец приглашает консилиум, приходят ещё несколько испанцев, и уровень шума возрастает раза в четыре. Нихрена не понятно, но весело.
Еда здесь колоритная. Мадридская кухня состоит из мяса раком, мяса боком, мяса с подскоком и мяса в профиль. Если ты мяса не ешь, иди ешь морепродукты, болезный. Если ты и их не ешь, пора задуматься о душе. Еще здесь дивный хлеб, отлично делают тортилью (яйца с картошкой, куда вкуснее есть, чем читать), жарят лучших в мире осьминожек и месят такую сангрию, от кувшина которой даже у меня мигрени не случается. А мне достаточно пробку от вино тинто нюхнуть, чтобы с воем убежать блевать. Но нет, никаких последствий, сытно и без греха.
Из местных достопримечательностей, кроме Босха, для чревоугодника со стажем нет ничего лучше рынка Сан Мигель. Устрицы! Пресвятые анчоусы, как я жила раньше, не вкушавши устриц! Этот оргазм рецепторов, этот ореховый, кислый, соленый, пряный вкус! С шампанским, посреди шума и гама рынка, в толпе одуревших от пищевых искусов туристов - еще три штучки, пор фавор, и пальцы главное не съесть вместе с раковиной. Потом ничего не помню, была не в себе, слопала два кулька жареных осьминожек в кляре, приготовленных изящнейшими ручками темноокой португальской пэри. Что самое характерное, красоты кулинарии встречаются не только в центре. В последний вечер своего пребывания в Мадриде мы с Фл., с опаской глядя на мою опухшую ногу, решили поужинать где-нибудь на районе с пацанами. Жили мы в Барахасе, в непосредственной близости от аэропорта, жилье там, как я поняла. довольно дешевое, соответственно, и публика не из Рокфеллеров. Зашли в первый попавшийся кабачок на площади близ церкви, и что же? Попробовали тушеных baby eels (угорьков размером с половину мизинца и толщиной чуть больше вязальной нити) и мясо кенгуру. Еще в меню была страусятина.
В конце поездки побывали в Толедо, и слов у меня нет, чтобы описать красоту этого города. Раньше я думала, что конкурс маленького старинного города тысячелетия должен выиграть Котор. Но нет, Котор, подвинься с первого места. Думаю, показывать свои говнофоточки бесполезно, говорить о красоте бесполезно, нужно ехать и смотреть. Особенно смотреть внутри кафедрального собора. У меня был Дорак головного мозга. Наверное, побудь я там ещё часик, уверовала бы в бога, раз уж ради него люди способны на такое.

Ну и несколько фотонек из стограмма, извините за неровный почерк

Парк Ретиро

Кафедральный собор Толедо, точнее, кусок его

Около Прадо

Церковь на улице Гойи

@темы: пикспам, свун, das bin ich, Своего собственного мнения Дамблдор не разделял, Ссылки, красота

---

Приехал чемодан! Со всеми пиджаками, сапогами, платьями, бархатными помпонами, золотыми драконами, словом, шаровары Вячеслава в безопасности. Особенно обрадовалась пинцету для бровей. Совершенно невозможно цивилизованному человеку два дня без пинцета жить.
По этому радостному поводу салютую всему миру бокалом вердехо и приступаю к запланированному восхвалению текста Commissar Paul.
Итак, Тираноборцы. История про высшее шведское общество времен правления Густава III. Я затрудняюсь описать те признаки, по которым можно однозначно решить, является ли текст т.н. "ориджиналом" или полноценным художественным произведением без каких-либо стыдливых бирочек фанатского творчества, но, опираясь исключительно на ощущения того органа, который воспринимает прекрасное в текстах, должна заявить, что это произведение - роман. Серьёзный, совершенно самостоятельный, высочайшего качества исторический роман.
Что в нем прекрасно? Прекрасно в нем всё.

И об этом чуть подробнее.

Начать стоит от сюжета: на протяжении всего повествования автор проходит по кончику ножа, успешно удерживая внимание читателя изящным и занимательным описанием подковерной придворной борьбы, развитием и раскрытием характеров, взрослением действующих лиц, но при этом ни разу не греша против того, что кажется читателю естественным. Все ходы логичны, нет ни искусственной заучи политических ходов, высосанных из пальца, ни Гермион,стремительно изменившихся за лето. Самое лучшее проявление вкуса автора выражается в том, что он бесконечно далек от Цвейговской манеры обелить и облизать любимого персонажа. У Пауля люди остаются людьми, способными, как и все люди, удивительным образом сочетать высоту и ничтожество побуждений. Для меня "Тираноборцы", в первую очередь, роман воспитания: молодой человек и юная девушка проходят путь снизу вверх или сверху вниз, смотря с какой позиции посмотреть, чтобы, в конечном итоге, кардинально изменить свое представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. Он проходит все круги ада под руководством умелого манипулятора, поставившего себе вылепить из юноши то, что ему захочется употреблять. Она, то ли слишком избалованная, то ли избыточно скованная воспитанием отца, по очереди прощается со всеми романтическими идейками юности, чтобы, в итоге, остаться с подобием разбитого корыта. Можно было бы сказать, что аналогичную эволюцию характера проходит и третий персонаж, венценосный манипулятор, но автор, с присущим ему изяществом, позволяет читателю решить самому: в самом ли деле "тиран" Густав перекроил себя, придя к мнению о необходимости укрепления вертикали власти, или же все, что казалось терзанием чистой души, было актерской игрой, и очень, очень глубоко внутри, под несколькими масками, Густав давно уже все придумал и спланировал, позволив окружающим сыграть свои партии и сделать все грязные дела за него. Лично я от всей души за последний вариант. Густав чертовски умен, очень хорошо умеет находить слабые места, давить там, где нужно. Я не думаю, что эти качества могут быть сопряжены с богатым внутренним миром, полным бабочек.
Собственно, зеркальная композиция автором используется не только при сравнении разных способов воспитания. Точно так же сравниваются интриги различного плана: политика и любовь развиваются по схожим законам, король пользуется той же тактикой, что и актриска французского театра, борьба интересов крупных капиталистов превращается в борьбу потенциальных любовников августейшей особы. Человек, хладнокровный в политике, делает большую глупость, впадая в любовный амок. Интриги различных придворных партий дублируют друг друга, партии дробятся или сливаются, чествуют или сжирают временщиков. Как говорил король в пьесе Шварца, "Все друг друга предают, травят, режут... В общем, идет обычная придворная жизнь".
Постараюсь больше сюжет не обсасывать, чтобы не испортить впечатление, лучше, товарищи дорогие, идите и прочитайте сами, оно того стоит. Но не могу не заметить, что кропотливо воссозданный и потрясающе достоверно описанный быт самых разных общественных слоев Швеции сам по себе заслуживает внимания. Этим одним "Тираноборцы" на две головы выделяются из множества исторических произведений. Для того, чтобы заполнить такое количество лакун в представлении быта того времени для современного читателя, мало пойти на Википедию, мало даже просидеть на ней неделю и прочитать с десяток книг, описывающих историю эпохи. Этим нужно жить, нужно синтезировать de novo картину мироздания современника Густава. И у автора это блестяще удалось.
Стиль хвалить, как я полагаю, нужды нет - имя автора само за себя говорит. Скажу только, что после обилия картонных, сухих и стилистически мертвых текстов, прочитанных в последнее время по той или иной причине, я как будто родниковой водой омылась. Опять же, публикующимся беллетристам, грешащим историческими романами, есть у кого поучиться: ни анахронизмов, ни тяжелых предложений, ни сбоев стиля. Текст идеально гладок, изящен и легок; забавен там, где должен забавлять, печален там, где нужно ощутить грусть героя, и до крайности жарок в тех, в сущности, довольно целомудренных сценах, когда дело доходит до королевской постели.
А оно, милые мои, так-таки до нее и доходит. И тут я должна спеть ещё одну оду: нет ничего лучше, чем хороший роман про любовь, в котором любовь - не единственная тема, не глава угла, но и не приписанное "для рейтинга" немотивированное охвостье. Нет, в "Тираноборцах" любовная линия (или полифония линий) идет ровно и уверенно через весь текст, привлекая к себе долю внимания, но не отвлекая от остальных прелестей повествования. Там, где героя изводят холодом, мерзнет и читатель; там, где распаляют до крайности, читатель расстегивает пуговицу на рубашке и нервно облизывается. Воспитание "верхнего" под свои тонкие требования - дело трудное, требующее многих лет, и Густав не устает радовать нас разнообразием тактик и стратегий работы с живым материалом. Скажу честно, как бы жалко не было Армфельта, эта венценосная сволочь не может не вызывать умиления. Няшечка! Совершенная няшечка! Через колено и пороть, и ебать, и так далее, чем, кажется, главный наш герой так-таки и займётся в ближайшее время, и в чем я ему от души желаю успеха :3

@темы: свун, гомосексуальные пидорасы, Книги, Ссылки, красота

---

Как сказал кто-то в фейсбуке Красовского, "вы такой невезучий, что даже смешно".
Так вот, коротенько о двух прошедших днях: Эйр Франс отменил наш рейс до Питера, испанские эйрфрансовцы забронировали нам билеты на дублирующий рейс, которые почему-то тоже аннулировались, потом предложили стыковку Мадрид-Париж-Питер, в которой рейс из Мадрида в Париж был позже, чем рейс из Парижа в Питер. Я молча наблюдала за феерией и седела. Права самой редактировать свои бронирования у меня не было, так как угораздило меня купить билеты через питерские авиакассы. Написала примерно с десяток гневных емейлов Эйрфрансу. Они ответили на них за 5 часов до вылета, с большим удивлением сообщив, что все рейсы чудесным образом аннулировались, и ой, как же вы будете лететь, милая фройляйн. Потом покрутили, повертели наперсточек и все-таки перебронировали первоначальный берлинский вариант. Мы были отданы в жесткие, но нежные немецкие руки. Пересадка в Тегеле была 50 минут. Рейс опоздал на 45 минут. Нас гнали, как скот, из самолета в самолет, мало что автоматом в спину не тыкая, и это, на секундочку, при том, что опоздание было виной самого Эйр Берлина. Хорошо, сели мы в самолет, съели сэндвич из воздуха, очень, я считаю, для диеты день удачно прошел - с 12 утра до 4 ночи не ели нихера. Прилетаем. Ииии... :3
Конечно же, наш багаж потеряли
Прощайте, новенькие мои сапоги. Прощай, пиджак массимо дутти. Наложница какого-нибудь простого русского таможенника тоже заслужила изыски испанской легкой промышленности. Прямо ставки хочется делать: как скоро чемодан найдут (а его все еще "не нашли", хотя не бином ньютона, что бляди из эйр берлина не подождали перегрузки из одного самолета в другой) и что именно в нем останется после прохождения таможенного контроля. Трусы и носки. За них я спокойна.
Извините. Мне надо было выговориться :3

Одно хорошо было в этой говнопоездке: прочитала, наконец, "Тираноборцев" Commissar Paul, эталон исторического романа, буду хвалить и обожать прилюдно, но в следующих выпусках, когда мне вернут мою зубную щетку и мой любимый лифчик. Надо же что-то в воздух бросать!

@темы: нижняя палата ума, где мои пилюльки?, волшебная падлочка, свинья ты подколодная!, Книги

---

А кто попал под забастовку Эйр Франса? Бляди эти пилоты, вот что :3
Надеюсь, домой мы все-таки попадем.

---

Нога перестала болеть просто так и опухла. Не катастрофично, но раза так в полтора. И болит невыносимо, сука, чувствую себя русалочкой, ходящей по ножам. Хотела себя побаловать, найти в холивар-соо хотя бы одного анона, просчитавшего Бату-фик не по причине знакомства и родства с Кроликом; одного нашла, спасибо ему. Словом, жизнь говно, я говно, фидбека нет, нога болит, пойти и утопиться в чистом испанском сортире))

@темы: Говноуныние, волшебная падлочка

---

Министр образования и науки Российской Федерации Дмитрий Ливанов поддержал инициативу Минтруда об отмене специальной доплаты за степени научным работникам. Эта доплата будет включена в оклад, отметил министр, отвечая на вопросы корреспонденту «Ленты.ру». Кроме того, Ливанов подчеркнул, что оплата труда не должна быть главным критерием при выборе науки в качестве профессии.
«Доплату за степени не сняли, доплата за степени включена в оклад. В этом смысле зарплата научных работников не только не уменьшается, она год от года растет. У нас есть целевые показатели к 2020 году, что она будет серьезно повышена: в большей части регионов почти в два раза... Что касается карьерных мотивов, то для молодого человека, который приходит в науку и который выбирает научную деятельность в качестве своей будущей работы, вопрос об оплате труда важен, но не является основным и ключевым. Самое важное — это интерес, самое важное себя реализовать. Я знаю это просто по себе», — сообщил министр.

Он это знает по себе. Министр-то. Он-то, бедолага, на свои министерские 12 тысяч рублей в месяц скрипит, с воды на хлеб перебивается. Если бы от вранья язык чернел, во рту Ливанова был бы космос.

@темы: на, ука!, волшебная падлочка, свинья ты подколодная!

---

Вот вопрос в ноосферу еще: а про Тобиаса и ангела писали слэш? Ты впускаешь его в свою постель и в свою жизнь, а он оказывается ангел. Неплохой такое ангст с разрушением веры можно выцедить. "Когда все закончилось, он поцеловал меня и сказал, что ему пора идти. Я смотрел, как плоть моего любовника обращается в горнее сияние, и плакал. Исцелил ли ты меня, Рафаил, спросил я его, но он уже был слишком далеко отсюда, слишком высоко, слишком близко к Его престолу, так что улыбка его была холодна, как ночные звезды. В этот день я потерял веру. В этот день я поклялся убить ангела".

@темы: вжжух... ням-ням, гомосексуальные пидорасы

---

Стояла на расстоянии вытянутой руки от "Сада земных наслаждений". Никогда еще так не ушибалась. До сих пор нема, тупа и исполнена благоговения. Спасибо Филиппу Второму, любившему Босха, папу, родину и макабр.

@темы: свун, вжжух... ням-ням, Гарри был жив и впереди была битва с усами!

---

Мадрид идеален во всем, но пика идеальности он достиг сегодня. На одной из улиц, отходящих от Гран Виа, мужчина в костюме выгуливал на шлейке минипига. Лица у мужчины и свиньи были отмечены печатью легкой демонической скуки. Свинья виляла хвостом, прохожие пищали и умилялись. Лучше не бывает.

@темы: Гарри был жив и впереди была битва с усами!

---

Вышли на улицу поесть@час гуляли в толпе религиозных фанатиков, сопровождаемых духовым оркестром. Несли Деву Марию по улицам Барахаса. Молились. Каялись. Порвали три баяна. Вот ты какая, Кэналлоа. Заверните две. Уже люблю.

@темы: Гарри был жив и впереди была битва с усами!

---

Текстовая картинкоассоциация. Мы его слепили из того, что было, и на то, что получается, фапаю исступленно, как школьник на сиськи Беллуччи *_* Соавтор - гений и личный сорт героина. Пусть никогда не отпускает, пожалуйста.

@темы: this moment, пикспам, Лихопиздие, пейсательство

---

Что самое характерное, правы

@темы: где мои пилюльки?, lolz

---

Кусок из фильма Атенборо про орхидеи, разводящие ос на секс. Особенно мило, что, отчаявшись, самцы ос принимались трахать друг друга. ну в самом-то деле :3
соус

@темы: пикспам, на, ука!, lolz, Интересности, Ссылки, знание через силу

---

"Чудовы луга"

Извините, пожалуйста, за совершенно бессмысленную запись, но:
Кай Кай Кай Кай Кай
Божечки, до чего же охуенное злое сказочное средневековье
133 страницы только, а уже влюблён, очарован и огончарован.

@темы: свун, вжжух... ням-ням, Книги

---

Дочитала "Золотую свирель"; это гейпад шалит, или в книге 1000 страниц?
Что очень-очень понравилось:
- Стихи и заговоры, что не удивительно, потому что АШ поэт от бога;
- Канонный фем с Калантой (светильник мой, огонь любви нетленный )
- Тщательная переработка и переплетение фейрячьих мотивов, Дивный Народ как он есть, без толкиеновского превращения эльфов в младших ангелов. Описанная внешность дролери доставляет бесконечно. Фолари пока практически не было, но описание пленников Королевы доставило сразу.
- Легендариум. Перо Нальфран идеально. Тут тебе и Маат, и бритва Оккама. Пока трудно понять, насколько проработаны локации, отличные от Сумерек, Полночь была преимущественно эпизодами, но Сумерки с населяющими их креатурами восхитительно хороши. Дивных было мало, но мне нравится концепция жестокости как проявления иной природы. Вне привычной морали, в поле действия прав сильного.
- Ономастикон. Все эти имена хочется бесконечно повторять вслух. В душе пока не ебу, кто такой Асерли, но какое имя!!1
- Местный "испанский", ну восхитительно хорош. Араньика
- Мораг от и до, и до самого финала; черт дери, я хотела бы ей прекрасную женщину, ну зачем ей эта моль была нужна((

Что понравилось:
- Сюжет, особенно разрешившийся (не разрешившийся) конфликт с Пеплом. Вот это было правда в лучшем духе волшебной сказки.
- То, что основополагающие вещи (скажем, историю местного монотеизма) никто не начинает палить с места, и этого бога, и сформировавшуюся вокруг него культуру можно вывести по образу и подобию, и хорошо выводится.

Что не понравилось:
- ПОВ главной героини Сквикнул постоянными попытками попетросянить и обилием ниенновских чувств. Ок, наверное, это была идиосинкразия.

Принялась за "Чудовы луга", полет нормальный.

@темы: Книги