Декоративная косметика при последних Романовых

Вот княгиня Мария Павловна (кузина Николая II) утверждает в своих мемуарах: "В то время в России вряд ли можно было купить косметику. Полагаю, что моя тетя никогда в жизни не видела румян, а пудрой пользовалась очень редко. Макияж был искусством, почти не известным ни российским дамам того времени, ни даже княжнам. Тетя Элла сама делала себе лосьон для лица из смеси огуречного сока и сметаны". Тётя Элла (старшая сестра императрицы, Елизавета Фёдоровна) описывается при этом щеголихой и любительницей потратиться на дорогое платье.
Интересно, насколько это утверждение соответствует истине?
С одной стороны, викторианская эпоха - это громкое фу-фу косметике.
С другой стороны, совсем без краски, да такой румянец во всю щеку, как у Зинаиды Николаевны Юсуповой на памятном Серовском портрете? Даже если он фальшивый,зачембы его было рисовать, коль он не в моде?
Герлен во второй половине 19 века составлял какие-то ароматы специально по заказу царской семьи. При этом он же производил помаду для губ(кажется, с 70х годов 19 века).Отчего бы помаде не проникнуть на просторы нашей родины?
Куда девались румяна екатерининских времен? Секрет утерян, рецептуры съедены? Они же ж должны же ж были быть для актерок, певичек, шлюх; кто-то же должен был их делать? Скажем, та же "Новая заря" открылась в 60х годах 19 века, и они точно-точно производили пудры и помады. Зачем бы им было переводить сырьё, если приличные женщины и не покупают? Неужели неприличных женщин в России было больше?
Эту сову надо разъяснить.

@темы: Интересности, Книги

---

Котики, у кого можно попросить сделать юзерпик с ликом Юсупова? У кого руки не заняты? Пожалуйста-пожалуйста!

@темы: вопрос

---

@темы: пикспам, Фотографии, жениться вам надо, барин!, красота

---

Из мемуаров Марии Павловны (только что убили великого князя Сергея Александровича, у которого Дмитрий с сестрой жили после высылки их отца):
В тот первый вечер нашего траура мы с Дмитрием, совершенно измученные, все еще ощущали необходимость поговорить, обменяться впечатлениями. Мы медленно ходили по нашей комнате для занятий и шепотом разговаривали. Комната была погружена во мрак; на улицы спустилась ночь; высокая колокольня Ивана Великого выглядела черным стержнем на фоне неба. Бастионы и крыши казались голубыми от снега. Со всех сторон поднимались тяжелые шапки куполов. На древние стены Кремля снова снизошло спокойствие веков.
Между нами воцарилось молчание. Не говоря ни слова, мы с Дмитрием пристально смотрели из одного окна на спокойный город. Ничто не изменилось; самые ужасные события в жизни людей – что они значили? Всему был предопределен свой конец. Что будет с нами в будущем? Оно будет другим. Но каким?.. «Как ты думаешь, – спросил Дмитрий из темноты, – будем ли мы… счастливее?»

Бедный, бедный Митя

@темы: Великий князь и блудница вавилонская, Книги

---

@темы: пикспам, Фотографии, жениться вам надо, барин!, Ссылки

---

пятница!

@темы: пикспам, жениться вам надо, барин!, Ссылки

---

Феерия продолжается. Дочитала книгу "Матрёны Распутиной". Написал её со 146% вероятностью какой-то американский антипод красного графа, хотя, должна признать, стиль у него есть. Эдакий разухабистый Московский Комсомолец.
Рекомендую читать исключительно для того, чтобы полюбить Юсупова. Глава про него называется "Феликс, князь Содома". Ну как тут не изойти сердцами из глаз? Бесстыжая пропаганда.
Город на Неве Распутина именует Новым Содомом и неоднократно вопрошает читателя, доколе продлится такое беззаконие; знала бы она, что пройдёт несколько десятилетий, и супергерой человек-Милонов все исправит, настанет благоволение во человецех и придёт высокая культура полового вопроса.
Вынесу из-под ката осветившую жизнь мою ошибку распознавания текста: "Художественное делание молитвы Иисусовой... иного ввергает в прелесть мечтательную, а иного, дивно сказать, в постоянное пехотное состояние". Вот вам изящный аналог зарубежного go berserk :3

Далее россыпью

«Семейную жизнь с Ириной Александровной Феликс называл "диетой". Опыт порочной страсти никогда не оставлял его. (При этом не стану отрицать -Феликс любит жену и живет с ней до сих пор. Хотя кто заглядывал в их спальню?) Отношения с Дмитрием, то возобновлявшиеся, то затухавшие, не слишком привлекали Феликса. С полным подчинением Дмитрия для Феликса исчезла острота, а значит, притягательность связи.
Подчинить себе Распутина, подавить и раздавить -- вот цель, достойная артиста, каким, без сомнения, воображал себя Юсупов.
По Петербургу ходили слухи, похожие на сказку. Будто бы Феликс закрывается в особой комнате своего огромного дворца и часами смотрит на бесценную жемчужину "Перегрину" -- гордость ювелирной коллекции рода Юсуповых. Эта жемчужина -- по преданию -- одна из двух, принадлежавших некогда египетской царице Клеопатре. Вторую великая грешница растворила в уксусе на пиру, данном ею в честь Антония. Так вот, Феликс будто бы впадал в мистический транс от созерцания огромной жемчужины и, выходя из комнаты после сеанса, воображал себя самой Повелительницей Египта. Не знаю, правда ли и другое: будто Феликс в память своего кумира Уайльда устраивал тайные представления пьесы "Суламифь", где роли и Суламифи, и Иоанна Крестителя исполняли мальчики из балетных. В главный же момент действия проливалась настоящая кровь. Подробности передавались самые отвратительные.»
***
«Несмотря на то, что война продолжалась уже более двух лет, Юсупов ни разу не выказал желания отправиться на фронт.
Тогда существовал закон, принятый в интересах крестьянских семей, по которому единственного сына нельзя было призвать в армию. Однако в законе не уточнялось, что он применим только к крестьянским семьям. Этой лазейкой и воспользовался Феликс. Он действительно остался единственным сыном после смерти старшего брата — Николая, но его никак нельзя было отнести к числу «незаменимых кормильцев семьи». Тем не менее, он прикрывался этим законом до тех пор, пока царица выговорила ему за нежелание служить.
Деваться было некуда. Феликс записался в Пажеский корпус (там готовили офицеров). 29-летний Феликс оказался самым старшим среди однокашников, в большинстве почти подростков. Будь на месте Феликса нормальный мужчина, он стал бы опекуном младших, подавая хороший пример. Другой, но — не Феликс. Он усмотрел в своем новом положении приятные возможности. Говорили: «У Феликса закружилась голова в цветнике». Военные науки Феликс «не превзошел», — «афедроны помешали». Это правда, да и сам Феликс не скрывался.»
***
«Однажды Феликс пришел пьяным. Не стал дожидаться отца в столовой, сразу проследовал в кабинет. Когда отец через несколько минут вошел туда, он увидел на кушетке голого Феликса. Не оставалось сомнений в том, что у Юсупова на уме.
Отец ударил Феликса и приказал убираться. Мгновенно протрезвевший Юсупов кое-как оделся и выбежал прочь.»
***
Ну и шипперский манифест:
«Великий князь Дмитрий Павлович был целиком порабощен Феликсом и пошел бы на любое преступление, чтобы угодить ему»
***
А вот, наконец, изящный каламбур:
«Илиодор необычайно гордился своей отчужденностью от всего мирского. Особым пунктом был обет безбрачия. Отец смеялся над его словами о том, что только безбрачие есть дверь в Царство Божье, и смеясь же говорил, что эта дверь легко оборачивается тесными вратами. «Входить тесными вратами» — так в монастырях намекали на содомский грех.»
Стоит упомянуть, что в дом Юсупова Распутин поехал, чтобы лечить его жену от головной боли; Юсупов испытывал к Распутину неестественную страсть, которую богобоязненный старец отвергал, как сатану и преисподнюю; женщины Распутина практически насиловали, а он стонал и плакал, грехом грех поправ. В детстве он исцелял скотину, пронзал врунов, спасал гонимых раскрепощенных женщин, страдал за веру. Глухие начинали видеть, слепые вставали на ноги. Далее везде. Конечно, с позиции человека, выдающего себя за дочь Распутина, в высшей степени пристойно любить отца до потери исторических фактов, но писать про своего отца и Юсупова высокорейтинговый слэш? Высокие отношения. Я бы не смогла :3

@темы: нижняя палата ума, Великий князь и блудница вавилонская, lolz, Книги

---

Прелесть моего нового фандома в том, что товарищи писатели слов клавиатурой, берущиеся за псевдоисторические штудии, связанные с убийством Распутина, выдают столько высокорейтирнгового кинка, что можно ничего не писать самому. Просто купил, читай, обтекай, лови челюсть, завидуй изяществу наброса. Вот, скажем, Радзинский. Избранные цитаты из "Распутин: жизнь и смерть". Комедия "Если бы и не было, стоило бы выдумать, или Спасибо, подрочил!"
Письмо (письма) Дмитрия Феликсу хочу прочитать всей душой, только, боюсь, там совсем не то, что Радзинский наванговал. А ещё страдаю от отсутствия совместных фото. Как так может быть?

Дмитрий/Феликс

«Но Феликс оказался для Дмитрия притягательнее, важнее и царских запретов, и царской дочери. Их встречи продолжались. Молва объясняла это просто: Дмитрий был бисексуален. Будущий любовник знаменитой Коко Шанель был тогда безумно влюблен в Феликса (на жаргоне тогдашних великосветских салонов — «делал грамматические ошибки»).
Дмитрий предпочел покинуть Александровский дворец и поселился в собственном доме в Петербурге. Феликс помогал ему меблировать дом — с той утонченной роскошью, которой славился дворец Юсуповых на Мойке.
Итак, Дмитрий сделал свой выбор. Теперь Аликс с чистым сердцем могла (вернее, была обязана) расстроить помолвку — жених царской дочери скомпрометировал себя скандальной привязанностью… Однако Николай продолжал испытывать слабость к Дмитрию и предложил осторожно относиться к сплетням в его адрес.
Распутин понял, что от него требуется. Он не подвел благодетельницу и тотчас предсказал, что Дмитрий от развратной жизни вскоре заболеет кожной болезнью. И уже Аликс по его просьбе приказывает дочерям «мыть руки особым раствором после встреч и рукопожатий великого князя». И царь сдается…»

«В Персии Дмитрий не забывал о Юсупове. «Мой дорогой, мой любимый, мой верный друг, — писал он Феликсу. — Я могу сказать без страха впасть в крайности — мой самый дорогой друг!..»

Распутин/Феликс

«Но остался дневник человека, который хорошо знал Феликса и высказал ряд интересных соображений по поводу распутинского «лечения». Это все тот же великий князь Николай Михайлович. Уже после убийства Распутина он постарался выпытать из Феликса как можно больше подробностей.
«Феликс выложил мне всю правду… Гришка сразу полюбил его… и вскоре совсем доверился ему… доверился вполне. Они виделись чуть ли не ежедневно, говорили обо всем… причем Распутин посвящал его во все свои замыслы, нисколько не стесняясь такой откровенностью».
И великий князь, размышляя о внезапном доверии Распутина ко вчерашнему своему недоброжелателю, задает совершенно необходимый вопрос: «Не могу понять психики Распутина… Чем, например, объяснить безграничное доверие Распутина к молодому Юсупову? Он никому вообще не доверял… опасаясь быть отравленным или убитым». И удивление Николая Михайловича абсолютно правомерно. Распутин, как мы помним, действительно боялся покушений.
Великий князь отвечает на свой вопрос так: «Остается предположить что-то совсем невероятное… а именно влюбленность, плотскую страсть к Феликсу, которая омрачила этого здоровенного мужчину и развратника и довела его до могилы… Неужели во время нескончаемых бесед они только говорили? Убежден, были какие-то физические изъявления дружбы… в форме поцелуев, взаимного ощупывания и, возможно, чего-то еще более циничного… Садизм Распутина не подлежит сомнению. Но насколько велики плотские извращения у Феликса, мне еще мало понятно. Хотя слухи о его похотях циркулировали в обществе до его женитьбы».
Впрочем, «лечить» на языке «Нашего Друга» означало «изгонять беса блуда». Не идет ли речь в случае с Феликсом об «изгнании похоти к мужчинам», за что и взялся «универсальный врач» из сибирского села? Взялся лечить своим, «проверенным способом»… Возможно, с этим связана и таинственная предыстория их отношений, закончившаяся пощечиной… Но одно ясно: именно эти встречи свершили невозможное — мужик всецело доверился князю.»

«Итак, пирожных Распутин есть не стал. И, видимо, выпил совсем немного. Но что же тогда происходило в комнате, где Распутин провел «больше двух часов», как пишет Юсупов, или даже «около 3 часов», как запишет в дневнике дотошный историк — великий князь Николай Михайлович? И почему он забыл о цели своего приезда? Не лучше ли сказать — забылся? Ибо только этим можно объяснить, что нервный, нетерпеливый Распутин сидит два с лишним часа в ожидании Ирины. Вряд ли только пением романсов Феликс мог заставить Распутина забыть о вожделенной цели и главное — совершенно усыпить звериную интуицию этого человека.
А может быть, ощущение опасности и будущая кровь… возбудили Феликса — это утонченно-развращенное дитя своего века? И там, в подвале, продолжилось то, что могло быть между ними прежде (и что так тревожило воображение великого князя Николая Михайловича)? Может быть, именно поэтому Распутин готов был покорно и сколь угодно долго ждать прихода Ирины, который сулил ему продолжение захватившего его действа, которым был увлечен и Феликс? И только «когда наверху начали выражать нетерпение», это заставило Феликса действовать?..
Тогда Феликс идет наверх и сообщает своим товарищам, что Распутина не берет яд. Получив револьвер от великого князя, он возвращается в подвал. И Распутин, после всего, что между ними было, не замечает револьвера, зажатого в руке Феликса… Именно поэтому и продолжает спать его интуиция!»

@темы: гомосексуальные пидорасы, Великий князь и блудница вавилонская, Книги

---

Сероволк

А у нас тут новый номер, самый повод упороться)))

Название: Воскресение в Венеции
Фандом: "Майор Гром"
Персонажи: Олег Волков, Сергей Разумовский
Рейтинг: PG-13, R
Размер: 3 драббла (395, 551, 739 слов)

1.
Они трахались в каждой комнате огромного особняка: утром – в постели, после – на кухне, в столовой, на открытой веранде, в кладовке, переоборудованной под серверную, в гараже, на капоте Брабуса. Они трахались в ванной: волк на спине Олега отражался в запотевшем омуте зеркала, тяжелая оправа которого могла видеть королевскую чету, бритую ножом доктора Гильотена. Волк выгибал голову, безмолвно воя на пухлого ангела, держащего в руках светильник. Сергей зажимал пасть волка ладонью, размечал спину хищника пунктирными линиями; капельки свернувшейся крови блестели, как ягодный сок. «Громче», - требовал Олег, и Сергей оставлял аккуратные полукруги укусов на его плечах. «Молчи», - требовал Олег, и Разумовский кричал в голос, наслаждаясь серией отголосков, теряющихся в пустых углах гигантской комнаты: когда-то эта ванная могла быть бальным залом. Позже он залижет укусы, обработает антисептиком порезы, а пышнотелая кубинка-домработница вторгнется в барочный рай со своим боевым арсеналом хлорсодержащих моющих средств, смоет кровь, вынет волосы из слива, сотрет все следы их игр. Она перестелет постель, поменяет бельё, тихонько перекрестившись, уберёт упаковку презервативов в ящик прикроватного столика (стиль рококо, красное дерево, палисандр, дешевый и смешной шик на аукционе в Брюгге). Может быть, когда она в следующий совершит полную уборку, волк уже съежится, иссохнет, смуглая кожа станет липкой и холодной, мышцы оцепенеют или размякнут, прогнивая. Тем больше поводов не терять ни минуты.
Они подолгу молчали, но бросовое «Что будешь на завтрак?» значило не больше и не меньше, чем «Глок 18 или VP70?». Впрочем, в разговоре смысла не было: каждый из них разрабатывал свою часть плана, каждый из них был достаточно уверен в своих силах. На ночь Олег рассказывал ему то, что сам с ехидцей называл «сказками народов Сирии»: много крови, денег, нефти, много влекущего, тошнотворного человеческого естества, звериной его самости, которая вылезала из раковины в Саду Грехов. Сирия – чей-то большой, цветущий сад, и Сергей по-доброму завидовал садовнику. Разумовский говорил изредка, отпуская ненависть крошечными порциями, сберегая её, как бережет выдох утопающий. Выслушав его, Олег становился особенно молчалив и нежен; Сергей механически принимал его ласку, растворяясь в ней, как будто весь Олег превращался в его руку, в орудие осуществления его воли.
Завтра, через неделю, через месяц он остынет, успокоится, и можно будет продумать весь план в деталях. Завтра или через неделю. Месть – блюдо, которое подают холодными руками, а его все ещё лихорадит. Иногда, в полусне или в утренних сумерках, Олег становился пугающе похож на того, далекого, приговоренного к смерти. В такие минуты Разумовский целовал его особенно жадно.

2.
Он засыпает, просыпается и снова засыпает; Сергея он не видит, но ощущение присутствия, подобие чувства локтя, заставляет его раз за разом расслабляться, вырываясь из душной нервной мути быстрого сна (выстрел-перекатиться-упасть на бок-выстрел-перезарядить-ползти вперед-жарко-доползти до канавы-выстрел). Осознание своего здесь и сейчас оказывается глотком холодной воды из стакана, предусмотрительно поставленного на прикроватную тумбочку. Сергей не забывает о мелочах. Сергей знает, что Олегу нравится зализывать раны в одиночестве, и отстраняется, прикасаясь лишь опосредованно, легким сквозняком из настроенной системы климат-контроля, набором антибиотиков и перевязочных средств в аптечке (даже забавно, как много этих бинтов, фиксаторов и повязок разных мастей и назначений на гражданке, в уютном мирке по ту сторону ползков, перекатываний и выстрелов), и едой, нарочито простой, в угоду плебейскому вкусу, никакой молекулярной кухни, никаких завитков сырой рыбы, дрейфующих на дольке авокадо про просторам необъятной белой тарелки. Сергей утверждает, что любит не еду, а процесс ее поглощения, манеру подачи; Олег любит белки, жиры и углеводы, нужные для того, чтобы тело работало, как заведенный механизм. Три дня назад его спасла только быстрота реакции.
Температура снижается, дыхание выравнивается, пульс и давление почти достигают целевых значений. Сергей только на час или полчаса отстает от проснувшегося либидо; в разговоре нужды пока нет. Прохладные пальцы прикасаются к виску, обхватывают кольцом запястье, выжидают минуту, высчитывая частоту сердечных сокращений - проще выразить приязнь делом, чем тратить лишние "Я уже было начал беспокоиться" или "Не думал, что здесь будут сложности". И гораздо проще провести мокрую от слюны дорожку вниз, от груди до члена, вылизывая, покусывая, потираясь щекой, осторожно пробуя языком показавшийся из-под бинта край поврежденной ткани, чем тратить дыхание на "Спасибо". Олег закрывает глаза и снова видит, как нервически подергивается бровь араба, который должен был свести его с представителем колумбийцев. Капля пота стекает за воротник, потом начинают стрелять. Олег открывает глаза; белое, рыжее, красное - белая, болезненно белая, идеально ровная кожа между лопатками Сергея, винно-красное постельное белье, рыжие волосы растеклись лавой; обычно Разумовский стягивает их резинкой, так ему удобнее.
- Трахни меня в рот, - говорит Сергей; он любит украшать чистые намерения грязными словечками, приберегая красивые фразы для своего безумия. Это благодарность особого рода, крупная разовая выплата по кредиту. Впрочем, слова остаются только словами: Олегу вполне достаточно представить, что этот приказ, как и многие другие, был приведен в исполнение. Настоящего насилия Сергей не примет никогда. Рука Олега на затылке Разумовского покоится чисто символически, скорее гладит, чем давит. Ствол вскальзывает за щеку, Сергей смотрит на Олега, мечтательно прищурив глаза - причудливый синтез воспоминаний о том, как эти губы мусолили чупа-чупс, купленный на деньги, отжатые у Миши Поплавского, засранца и зануды из старшей группы, и много позже выговаривали "накручу его кишки на шипастую палку", смакуя каждый звук манифеста о войне до победного. Конца. Победного конца. Как смешно звучит.
- Кончи мне на лицо, - приказывает Сергей, его пальцы помогают губам, и Олег вздрагивает, как рыба, надетая на прут и укрепленная над огнем. Момент разрядки - маленькая смерть, ставящая точку в крошечном сценарии соития. Сергей картинно облизывается, стирает мутный белый след со щеки и улыбается: подтверждению того, что Олег выздоравливает, хорошо проделанной работе, определенности и явному, хоть и форсированному провокацией, сдвигу переговоров с предполагаемым исполнителем, самому себе, и всему большому миру, к которому он, в сущности, остается вежливо равнодушен.
- С меткостью у нас по-прежнему проблемы, - фыркает Сергей, слизнув семя с подушечки пальца.
Я не целюсь в тебя, дружок. Все просто - в тебя я стреляю не глядя.

3.
Человек умирал посреди Кампо Сан Джиакомо. Толпа, текущая от площади к мосту Риалто, расступилась вокруг замершего, чтобы тут же сомкнуться снова. Группа немецких туристов в вечных безразмерных ветровках, смотрящаяся в праздничной толпе, как фурункул на локте аппетитного херувима Липпи, попыталась поднять тевтонский шум в романском многоголосье. Кто-нибудь, вызовите скорую, кричала грузная Гретель, быстрее, человеку плохо, это сердце, у моего дяди было то же самое, это инфаркт. Сергей повернулся на каблуках, подмигнул молодой белозубой американке, изображавшей вампирскую принцессу. Февральский воздух напитался густым, основательным присутствием чужой смерти. Этот запах был ему приятен. Он напоминал о доме.
- Пошли, - приказал Олег, неведомым образом побившийся через толпу откуда-то справа. Маски плыли по Рио Терра, как белые цветы в праздник Успения плывут по воде залива. В какой-то момент они свернули в переулок и вышли на канал святого Августина. - Тебе, блядь, обязательно надо? На площади восемь муниципальных камер, а ты стоишь и дрочишь в пяти метрах от трупа. Мы, кажется, договаривались...
- Да? А я забыл, - Сергей снял маску, повертел ее в руках и выкинул в серый февральский кисель, заменяющий Венеции кровь. - Отпустите грехи, отче. Если там будет видно что-то, кроме пятна, я куплю тебе упаковку жвачки со вкладышами. А что инквизиторы носят под рясой?
- Руки убрал, - неубедительно отмахнулся Олег и поправил серый капюшон карнавального одеяния. - Ну что, дело сделано. Что дальше, шеф?
- Будем завоевывать мир, Пинки, - фыркнул Сергей и подхватил наемника под руку. Они перешли канал и проскользнули между двумя чуть изуродованными косметическим ремонтом очевидцами высокого Ренессанса. Свет, изливавшийся из окон, дробился и преломлялся в воде. Карнавал остался позади, город дышал в своем ритме; кто-то смотрел телевизор, кто-то распекал крикливое потомство, кто-то с упоением ссорился. Из открытой форточки в торце обшарпанного палаццо разносилась скарлаттиевская капель, суетное мельтешение фортепьяно. В гнусной февральской сырости будто бы стало легче дышать, Сергей потянул Олега за руку, и они, не сговариваясь, побежали по сужающейся улице: один - легко, но выбиваясь из ритма, второй - основательно, как будто берег силы ещё километров на пять.
- Очень красиво вышло, - сказал Сергей, отдышавшись. Двор-колодец, в котором они оказались, мог бы прижиться в Питере. - Ты смотрел на него, как на девицу, которая дала. У тебя необыкновенно одухотворенное лицо, когда ты с ножом в руках. Где он, кстати?
- Обижаешь, - хмыкнул Олег, стянул рясу и спрятал ее в рюкзак. - Он просто удачно накренился. Золотой был человек.
- Золотой, нефтяной, кокаиновый, - вывел Сергей не то в духе Люлли, не то подражая казачьим песнопениям. - О, надо же! Поздоровайся с моим коллегой.
Следующий двор оказался узкой площадью - церкви было тесно, боковые нефы упирались в окружающие здания, как плечи атланта в небесный свод. Церковь охранял суроволикий святой, держащий распятие, словно бейсбольную биту.
- Сан Рокко, - Сергей махнул вооруженной крестом статуе, как старому другу, и потянул Олега за собой, в неосвещенный двор, скалившийся тремя-четырьмя окнами в неуверенной черноте весенней ночи. - Святой Рох. Он берег венецианцев от чумы. Здесь это умеют ценить, правда?
Олег целовал его до тех пор, пока Сергей не отбросил саму необходимость продолжать начатую мысль.
- Пора возвращаться. В одиннадцать в Коломбине будут твои узбеки.
Сергей засмеялся и облизнул губы:
- Надеюсь, они привезли ушанки, матрешек и товар на пробу.
Они покинули чумного святого и шли на свет, то утыкаясь в тесный тупик, то позволяя мосту перенести их через безымянный канал, комариную лужицу. Собор успокаивающе кивал им куполами, проводя через лабиринт ходов, пока, наконец, не принял в прохладные объятия главной площади. Свечные светлячки разлетелись по Сан Марко, рассыпались по переулкам и мостам, прилипли к глади затхлой воды, как огоньки утопленниц.
- У тебя кровь, - голос Олега звучал преувеличенно спокойно. - Опять, да?
Сергей провел тыльной стороной ладони под носом и прикоснулся языком к темному пятну. Нет, нет, это не кровь, милый, это карминовая краска, это вино, ягодный сок. Это скрипучий паркет нашего палаццо и золотые ангелочки, сторожащие твой сон, это Тоска в Ла Фениче, который совсем недавно сгорел и переродился, это жажда жизни в сердце гниющего города, это липкое, сладкое предвкушение возмездия, это мерный стук твоего сердца, который снова убаюкивает меня, это всего-навсего безобидный порошок, и разве может утонуть тот, кому суждено быть повешенным?
- Возьми платок.
- Я, кажется, не нанимал медбрата. И не торопись, им полезно подождать.
Они шли по Калле Баркароли; довольно быстро Сергей догнал Олега и положил руку ему на плечо, игнорируя всё возможное внимание со стороны отбившихся от стада любителей карнавала. Ангелов в спальне, по всей видимости, ожидало очередное искушение. Впереди была ночь, и эта ночь обещала быть очень, очень темной.

@темы: Майор Гром, пейсательство

---

Кажется, мы с Фл. наконец-то упоролись одним и тем же Я ему зачитываю художества Радзинского, он мне - художества Юсупова. В сумме получается какой-то "Дракула" Копполы. Я пересек океаны времени, чтобы увидеть тебя, и в номере лондонского Ритца, в эмиграции, стоило Феликсу запеть под гитару, как в номер тут же ломанулся Д.П., чтобы с ним, как водится, проговорить всю ночь и быть неразлучными в ближайшую неделю. Русалочка, мать его за ногу. Вечная любовь, верны мы были ей. Про них двоих необходимо снять кино, зачем там Распутин, тут без Распутина вырисовывается голливудская совершенно лавстори.
Две минуты до скачивания "Григория Р". Рррр! Пять минут бессмертной славы слэша, мы идем к вам.
Мама, ваш сын прекрасно болен

@темы: свун, вжжух... ням-ням, гомосексуальные пидорасы, Великий князь и блудница вавилонская, Кино

---

О погоде

В фильме "Пасека" был рассказан один замечательный анекдот. Цитирую с минимальными купюрами:
"Я, значит, думаю: первый раз у бабы в гостях и сразу в сортир - неудобно, а срать хочется - сил нет! Она на кухню вышла, я раз - в другую комнату, там темно, а я чувствую: есть кто-то. Руку протянул, пошарил: здоровый пес, лохматый на полу лежит. Ну я сел в темноте и навалил от души прямо около него. Выхожу: баба моя уже рюмочки тащит, коньячок. Только вижу, замечает: что-то не то, принюхивается. Ну я ей такой говорю: собаку, между прочим, выгуливать надо. А она: какую собаку? Заходит в комнату, включает свет: мать моя женщина! На ковре огромная куча говна, а рядом плюшевая собака валяется".
Вот в этом главная проблема всех интриг в небольших компаниях. Если насрал, никак на собаку свалить не получится. Плюшевая потому что.
И на этом прекратил дозволенные речи :3

@темы: нижняя палата ума, Своего собственного мнения Дамблдор не разделял

---

и по поводу пейсательства

Умри, Денис, лучше не напишешь.

Ну почему, думает Тайлер, почему ему так непробиваемо трудно, так идиотически тяжело дается эта вещь? Он талантлив. На гениальность не претендует (ну разве что, может быть, слегка - и то в редкие минуты слабости). Ему не надо корчить из себя Моцарта или Джими Хендрикса. Он не проектирует арочный контрфорс и не пытается порвать пространственно-временной континуум.
Он всего-то сочиняет песню. И хочет от нее на самом деле немногого - приятного для слуха сотрясения воздуха, которое продолжалось бы чуть дольше трех с половиной минут.
Или... Ну хорошо: Тайлер хочет, чтобы она вышла лучше - самую малость, ну пожалуйста, самую малость лучше - того, на что он способен. Как яблоко, до которого почти дотянулся, но не можешь сорвать. Вот если бы еще чуть-чуть вскарабкаться по стволу, если бы руки немножко длиннее...
В мифологическом пантеоне, уверен Тайлер, очень не хватает одного сюжета.
Герой сюжета - человек, который делает что-то руками. Пусть это будет столяр, хороший столяр. Его изделия добротны и прочны, дерево он использует выдержанное, кромки сглажены, стыки сделаны аккуратно и надежно. На его стульях приятно сидеть, столы никогда не шатаются.
Однако проходит какое-то время (не правда ли, времени повсюду принадлежит ключевая роль?), и у нашего столяра возникает желание смастерить что-то лучшее, нежели идеально выровненный стол или удобный стул, так и зовущий на себя присесть. Он хочет сделать что-то абсолютно прекрасное, что-то чудесное, стол или стул, который имеет значение (он и сам не очень понимает, что имеет по этим в виду); нет, не то чтобы такой возвышенно-благородный стол, чтобы он принялся извиняться за свое приземленное мебельно-функциональное существование, не то чтобы стул, высказывающий собственное мнение о всяком, кто на него ни сядет, нет, но в то же время эти стол и стул должны устроить переворот, совершить революцию, потому что они... что? (Что?)
Потому что...
...они оборотни, выглядят по-разному для каждого, кто бы на них ни смотрел (Гляди, это же стол с фермы моего дедушки! Боже, это стул, который наш сын делал в подарок на день рождения моей жене, когда в той аварии... стул закончен, да как такое возможно?).
Потому что...
... стол - это реинкарнация вашего покойного отца, такой же терпеливый, сильный и надежный, а стул - это же мать, появления которой вы так ждали, но не дождались, - она добрая, понимающая, умеет когда надо утешить.
Разумеется, делать такую мебель столяр не может, но зато живо ее себе представляет и потому долгие годы со все нарастающим ощущением тревоги обитает в пространстве между тем, что он способен создать, и тем, что рисует ему воображение.

Майкл Каннингем, "Снежная королева". Пер. Д. Карельского.

@темы: Говноуныние, Своего собственного мнения Дамблдор не разделял, пейсательство, Книги, красота

---

Вчера вечером я смотрела Первый канал, и он никогда не будет для меня прежним.

Этот неловкий момент, когда читал автобиографию, биографию и фантворчество по теме с совершенно холодной задницей, но зашипперил, как слюнявый идиот, после сериала на первом канале, где оба фигуранта дела писаны вазелином "Норка", кровью младенцев и всей ненавистью Милонова к тому, чего ему недодают.

Сейчас совершится вынос тела. Пыщь-пыщь.

@темы: пикспам, свун, вжжух... ням-ням, гомосексуальные пидорасы, Великий князь и блудница вавилонская, Кино

---

От ns17 достался мне флэшмоб про 10 самых запомнившихся фанфиков.

1) Мой первый слэш, мой слэш бесценный. Найти его пока не удалось, но первое произведение в этом жанре, которое я прочитала, было про Турина и Белега. Автора звали, если мне память не изменяет, Dark Lady Kat (или Cat?). Названия опуса не помню. Суть заключалась в том, что большой и плотской межвидовой любви пришел каноничный пиндец, который и являлся причиной Туринова амока. Мой мир, полный гномов, эльфов и пони, перевернулся и никогда уже не стал прежним, но совершенно без травм. Я даже не удивилась, как это так можно - живому эльфу в попу членом тыкать. Я просто наслаждалась новым способом обмазаться Толкином и дрочить.
2) Dysfunctional series были логичной вехой развития каждого человека, который смотрел этот прекрасный японский мультипликационный сериал на кассетах, носил оранжевый свитер или зеленый пиджак, хотел работать в цветочном магазине, держал сестру в коме, ноги - в тепле, голову - в холоде, логику - в голоде, филины - в кровоточащих от шлика на Вайс Кройц руках. Да, конечно, мне тоже было 16, я хотела медленно умирать от героина на панели под музыку Das Ich. Кто этим не болел, пусть первый отойдёт в сторонку :3
3) Моя девочка Тиамат. Помню, нагуглился как раз по поводу фанфиков про Йоджи. Первый оридж, который я прочитала, впечатливший как ояебу что, в основном - daddy-кинком, замешанным на легком ДС, групповом сексе и вуайеризме. Люблю, обожаю.
4) Здесь должен быть фанфик Джаксиан Танг про пришельцев, использовавших мальчиков в качестве секс-игрушек (или инкубаторов для размножения? вот не помню). Не смогла найти, но ведь он же был, не мог мне присниться. Прекрасен, как черт знает что. Описание нанесения несовместимых с жизнью повреждений организму мальчика вызвало у меня чувства. Начал играть в орлянку, связался с пиратами и покатился.
5) Первый слэш по самому моему любимому, родному и первому фандому - Концерт для крысолова. Я искала информацию про Рёма в рунете, гуглила-гуглила, выгуглила, читала ночь, потом под утро трясущимися от осознания важности момента руками писала Мелфу умыл. Написано прекрасно, этого у романа не отнять. Я не всегда согласна с трактовкой персонажей, но вещи такого рода не предполагают полемики с автором. Программное произведение в фандоме. Кроме того, знакомство с автором стало точкой бифуркации: он познакомил меня с Фламмером. Если бы не КдК, кто знает. Думать даже не хочется про это если))
6) Первый фик по ГП: Restitutio ad integrum. До него я Пастернаков не читала, но заочно поливала говнами всех, позорящих поревом в попу славный сказочный мир булочек. Меня долго убеждали попробовать. Опять-таки, ночь, не отрываясь, читала, за ночь Гермиона очень изменилась. Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа. Не помню, решилась ли я тогда написать Ребекке про своих филинов, или какое-то время молчала, а потом воспользовалась оказией; в любом случае, это было начало большой любви с ГП и робкого знакомства, переросшего в соавторство. Собственно, прочитав этот текст, автору не то что свою руку и фронтальную кору - почку и печень хочется отдать.
7) The Shoebox project - фанфик про мародерскую эру в ГП, сирирем и джеймсолили. Солидное произведение на английском, доказавшее мне, что а) фанфик может быть интереснее, полнее и смешнее канона; б) хедканон может раз и навсегда перекрыть канон; в) я люблю и всегда буду любить сирирем. Это был один из редких случаев несколькодневного запойного чтения, ржания, умиления, нетерпения и лучей любви, испускаемых в космос. Ничто и никогда не перекроет Шубокс по силе воздействия на шипперское сердце. Ничто и никогда не опишет школьную жизнь так утешно и весело. Киплинг и Остен два в одном.
8) Нисхождение. Просто оставлю это здесь. Иной может сказать, что я подлизываюсь к сожителю, но так как это список фанфиков, вызвавших глубокий резонанс, текст должен быть в нем. С 2009 года по сей день в моем сердце. Идеальный мир для внутренних ролевых игр. У каждого, в конце концов, должна быть своя маленькая страна Нет-и-не-может-быть. В моей существует идеальный мир гламурной имперской эстетики, великой науки, анального доминирования и садо-мазо-патерналистских отношений. Кто этим не болел, пусть первый отойдёт в сторонку [2].

А дальше нужно думать. У меня ещё 2 слота, кандидатов много.

@темы: Флешемобие, гомосексуальные пидорасы

---

@темы: пикспам, vulture with culture, Ссылки, красота

---

Эта песня ассоциируется с Фламмером. Ему вряд ли понравится сравнение, но общее ощущение от него именно такое: красивый, тихий и грустный. В детстве в минуты отчаяния представляла себе маму, теперь вот Фламмера, какой он теплый, как дышит, как пахнут его духи. Глупости все, конечно, какое такое отчаяние, так, очередная бюрократическая осечка. Но привыкла уже лезть на ручки по любому поводу, не отучиться. Любопытно, что произведения искусства готовят нас к любви, которая приходит, как ураган Катрин, так, чтобы после нее оставались два трупа и чума на оба ваших дома, но совершенно не готовят к тому, что любовь вся в том, что кто-то там теплый, дышит, и очень важно знать, вовремя ли он поел, не грустит ли, не забыл ли положить телефон, собираясь на работу. Не объясняют, что великие трагедии случаются редко, гораздо чаще бывает ежедневная, растянутая маета тревожности: а ну как машина на пешеходном переходе собьёт.

@темы: that dares not speak its name, где мои пилюльки?, Музыка

---

ФБ-2

Поздравляю команду со 2 местом)) Год назад оно было 12м, и кто бы мог подумать. Времена меняются.
Не могу похвастаться вкладом в победу команды. Ничего я не сделала, кроме одного-единственного откровенно неудачного драббла. Ну, сам себе злобный буратина.

@темы: гомосексуальные пидорасы, пейсательство, Книги, Ссылки

---

Что мне от Найтраннеров досталось!

Хорошая команда, прекрасные работы, арт прельстив, и какой там был Мардус

@темы: Книги, Ссылки

---

Субботы всем

@темы: пикспам, Фотографии, жениться вам надо, барин!

---

ФБ

Деанон Майора Грома здесь
Команда была прекрасная, принцесса была ужасная и нихуя из себя не выдавила, кроме мини для дорогого торта Лейтенатор. А планов было громадьё(

Название: Эфемерида
Автор: Tender
Бета: Mark Cain, Nightday
Размер: мини, 2181 слово
Пейринг/Персонажи: Дима Дубин, Сергей Разумовский
Категория: преслэш
Жанр: драма, АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: ЭФЕМЕРИДА ж. 1) Крылатое насекомое, жизнь которого продолжается от одного до двух дней; однодневка, подёнка. 2) перен. Что-либо недолговечное, непродолжительное, эфемерное.
Толковый словарь русского языка.
Примечание/Предупреждения: Смерть персонажа, постканон.


— Тебе понравится Караваджо.
Можно сказать, первый их разговор начался с абсурда. Впрочем, обстановка обязывала: каждая больница представляет собой изолированный генератор абсурдных решений. Кто-то будет жить, кому-то придётся умереть, и всё это вслепую, без разбора заслуг, иногда даже нарочито наперекор тому, что человек заслуживает. Так вот и отец ушёл: после работы сел в машину, не успел даже завести, сердце остановилось. Не просто глупость, а глупость обидная.
— Или, может быть, лучше начать с караваджистов? Ла Тур, например.
Разумовский сидел по другую сторону решётки; решётка — в комнате с недавно покрашенными стенами (запах водоэмульсионной краски смешивается с ароматом липового цвета из больничного сада), комната — на третьем этаже корпуса специальной психиатрической больницы с интенсивным наблюдением. Именно это длинное словосочетание Разумовский раскатал по нёбу, как порцию сладкого ликёра, в памятном телефонном звонке. Дима, пройди к Алексей Сергеичу. Дубин, тут такое дело. Тебе звонит маньяк из дурдома. Обещает, что поможет следствию с Александровским потрошителем. Но говорить будет только с тобой. Вот сука. Вот пиздливая сука. Вот твой шанс, Дубин, реальный шанс подняться. "Я звоню, чтобы удостовериться, что вы приедете, Дмитрий. Вам уже сообщили, куда нужно ехать? И привезите черешни. Я её очень люблю".
Пакет с черешней охранники изучили так, как будто в каждой ягоде скрывалось по батону взрывчатки.
— Ты оценишь акцент на игре света и тени. Объём в картине появляется только тогда, когда художник не боится тёмных оттенков. Чтобы понять прелесть барокко, нужен вкус, а что-то подсказывает мне, что он у тебя есть. Ты принёс черешню?
— У охраны пакет, — он неожиданно охрип, пришлось откашляться.
— Мне нравится твоя манера вести диалог.
Разумовский улыбался, солнце золотило коротко остриженные волосы, запуталось в чёлке, заблудилось где-то на дне глаз. Дима помнил ориентировки: рост выше среднего, глаза жёлтые. А теперь синие. Абсурд. У кого могут быть жёлтые глаза? Жёлтые, как солнце, как апельсин, как сыр в клюве вороны, как стены заведения с интенсивным наблюдением.
— В следующий раз принеси во внутреннем кармане, — Разумовский лёг грудью на стол и почти коснулся решётки губами, переходя на вкрадчивый, медовый шёпот. — Они почти не обыскивают.
— В следующий раз? — переспросил Дима, но Разумовский уже повернулся к нему спиной и нажал на кнопку звонка.
— У нас принимают по средам и пятницам, — светским тоном сообщил ему Разумовский у самой двери, ведущей из переговорной. Охранники придерживали его под локти с двух сторон с такой основательной осторожностью, как будто вели подгулявшего младшего брата домой. — И не забудь, пожалуйста.
Дима хотел забыть, старался забыть, но трубка калейдоскопа повернулась, и липовая аллея, запах краски, черешневый сок на ладонях и солнечные крапинки в синеве радужки сложились в мозаику, в вирусный образ, самокопирующийся, самоподдерживающийся, воткнутый в глубину зрачка, как бабочка на булавке втыкается в подложку энтомологической коробки. Гусеница, бабочка, были какие-то насекомые, которые рождаются только для того, чтобы размножиться, и тут же умирают, поскольку у них нет ни одного органа, предназначенного для питания. Школьная программа. До среды Дима выключал свет, но не спал, потому что где-то там, внутри, куколка тревожно билась в пределах своего кокона.
В среду он купил лучшую испанскую черешню, твердую, тёмно-бордовую с чёрным отливом, напоминающую подол платья кающейся Магдалины с картины Ла Тура.
— Не волнуйся, я не трону тебя. Просто положи их между прутьями. Не торопись, — предложил ему Разумовский.
Дима не торопился. Он ожидал, что маньяк нарушит своё обещание, попытается схватить за руку. Он был готов обезвредить, вызвать охрану. Ему казалось, что пальцы Разумовского должны быть холодными и липкими. Но ничего не случилось.
— Тебе понравился Ла Тур?
— Веласкес лучше, — ответил Дима и тут же спохватился, — но это совершенно не относится к теме нашего разговора. Вы сказали, что можете помочь следствию. Я принёс фотографии.
Разумовский обхватил ягоду губами и закрыл глаза.
— Не раньше, чем мы обсудим "Фрейлин". Тебе понравилось выражение лица маленькой инфанты?
— Я здесь, чтобы обсуждать с вами Александровского потрошителя.
— А как насчёт художника в глубине картины? Тебе не показалось, что он чертовски горд соседством с такой незаурядной особой? Да, он добросовестно выполняет свою работу, но есть в нём какое-то тщеславие, стремление выделиться, правда?
— Три мальчика. Две девочки. Не старше десяти лет.
— А как насчёт этих уродцев, что вокруг инфанты? Такая забавная привычка принцессы — окружать себя уродами, чтобы понимать, что на свете всё-таки осталась красота. Критики считают, что перед художником и инфантой стоит зеркало, и она немного кокетничает с тем, кто её рисует. Кажется, что она не видит никого в комнате, кроме него.
— Да, — ответил Дима. Разумовский выплюнул косточку в ладонь.
— Он ведь собирал трофеи, правильно?
Дима раскрыл папку, выискивая фотографии:
— Только у троих. У мальчика в пруду — пенис и ухо, у двойняшек — глаза. У двоих оставшихся просто перерезаны глотки.
— Покажи.
Он долго изучал фотографии, близоруко прищурившись:
— Дело в позе, тебе не кажется? Все, кроме одного, лежат на земле, и все очень аккуратно уложены. А положение рук? Он наверняка вывернул суставы, чтобы они так легли. Напоминает попытку воспроизвести стандартную для древнеегипетской живописи позу: видишь, корпус и ноги повёрнуты в разные стороны, кисти раскрыты и вывернуты. Кажется, я видел что-то похожее в соцсетях. Было одно любопытное сообщество...
— Постарайтесь вспомнить, пожалуйста. Как называлось сообщество? Ники участников? Их контакты?
— Нет, — Разумовский покрутил в руках черешневый черешок, — так ассоциации не работают. Давай побеседуем. Иногда что-то вспоминается само по себе. Так как насчёт самого Караваджо? Его ведь ты тоже нашёл?

Жизнь разделилась на среды, пятницы и промежутки между ними. Он шёл к цели, не останавливаясь. Благодаря беседам два раза в неделю Разумовский всё-таки вспомнил название группы; она, к сожалению, уже закрылась, и архивы были стёрты. Разумовский утверждал, что рано или поздно сможет вспомнить никнейм человека, увлечённого Книгой мёртвых и некроэротикой. В августе Дима приносил ему персики, в сентябре — виноград. Тем временем убили ещё одного ребенка. Начальник перестал подписывать командировочные, и Дима брал дни в счёт отпуска, потом просил Игоря прикрыть его.
— Через неделю можешь не приходить, — сказал Разумовский, прервав рассуждение о Гойе, — и потом ещё где-то месяц. Кадровые перестановки. Очень жаль, что ничего не выйдет — мне уже начало казаться, что я что-то припоминаю, но без разговоров всё уходит в молоко.
— Но вы же сможете звонить, — Дима сам не осознавал, каким умоляющим стал его голос. — Вам давали мой рабочий. Я буду рад помочь. В любое время.
— Не разрешат. Меняется большое начальство. Показное рвение, потёмкинские деревни. Разве что...
— Да?
— Мобильный. И положи побольше денег. Пронесёшь как обычно, и не волнуйся, досматривать не станут — привыкли. Да и твой вид, — Разумовский отбросил фразу, не закончив, как отбрасывал крошечные, недозревшие ягоды винограда, общипывая налитую соком кисть.
— Что с моим видом?
— Внушает доверие. И не только.
— Даже не пытайтесь, — Дима откинулся на спинку стула, расширяя личностную зону.
— Пытаться будешь ты, — Разумовский подмигнул ему и встал, показывая, что беседа закончена.
И он пытался, но привести в движение бюрократический аппарат за один день было невозможно. Дубин, всё, мы уже проехали эту версию, выблядок тратит наше время, он нихера не помнит. Дим, поверь, он и не таких обламывал. И в психушку он угодил только благодаря своим адвокатам. Он здоров, этот сукин сын, совершенно здоров, и любит трахать в мозг. Дим, не давай слабины. Дубин, мы так на вас надеялись. Дубин, забей. Дима, ничего не выйдет.
В пятницу утром он купил сим-карту у таджика в вестибюле Московского вокзала и сел на пригородную электричку.
— Да, — сказал Разумовский, глядя на Диму с каким-то новым выражением лица. Так он смотрел в пространство, описывая хищную грацию собак, бегущих по бесконечному снегу на картине Брейгеля. — Наверное, ты спас несколько жизней. Твоего начальника ведь не особенно волнует, сколько умрёт до тех пор, пока вы не посадите этого типа?
Дима всё ещё придерживал телефон (простенькая, но надежная нокия из собственных запасов позапрошлогодних гаджетов на чёрный день) двумя пальцами. Разумовский подался вперёд, накрыл его ладонь своей:
— У тебя очень красивое лицо. На нем нет тупого овечьего послушания. Конечно, порядочность, Каинова печать, но всё же... Ты игрок, правда? Ты не в толпе, ты выше. И ты немного устал от того, что тебя никто не понимает.
— Пустите, — попросил Дима, но руку не отнял. — Мне придётся звать охрану.
— Я позвоню тебе. Мы обязательно найдём его.

Разумовский звонил ночью; по ночам ему лучше думалось. Вернувшись с работы, Дима ложился спать и ставил будильник на одиннадцать вечера. Он просыпался, варил кофе, включал какой-то канал, на котором беспрерывно показывали, как одни животные убивали и пожирали других, чтобы самим стать чьей-то пищей. Разумовский звонил в час, в два, в три, иногда — под утро, в предрассветных сумерках.
— Привет, — через динамик голос Разумовского казался глухим, — знаешь, как называется это время суток?
— Нет, — отвечал Дима. За окном, во дворе-колодце, было черно: фонарь разбили какие-то гопники. Абсолютно черно. Как во сне, как на дне зрачка. Как в материнской утробе. Как в космосе за миллиарды километров от светил. Голос Разумовского казался единственным источником света: он, а не дисплей. Насекомые всегда летят на свет. Есть какие-то лампы накаливания, бьющие током: бабочка ударяется и сгорает, как в санатории в Ялте давным-давно, когда отец был жив, когда мама ещё жила какой-то жизнью, кроме сериалов, когда было ощущение, что достаточно разбежаться по утёсу и раскинуть руки, чтобы взлететь над морем.
— Час тигра. Китайский календарь. В это время суток тигры наиболее свирепы и ищут добычу.
— В европейской части России нет тигров.
— Это ты так думаешь, — смех Разумовского, даже искажённый и ужатый узким каналом связи, заставлял сердце Димы биться чуть чаще.
Он пополнял счёт каждую неделю. Иногда Разумовский пропускал звонки, и Дима перезванивал ему сам, под утро. Трубку Разумовский не брал никогда.
Он спал два-три часа в день. Коллеги заменили "доброе утро" на "хреново выглядишь", Игорь пытался залезть в душу под пиво, но от ничтожной порции алкоголя Дима заснул прямо у барной стойки. Александровский потрошитель убил сразу двоих: две восьмилетки без присмотра возвращались домой с урока сольфеджио. Дима жил в предвкушении звонка. Он уже не помнил, когда Вермеер стал важнее убитых детей. Явно чуть раньше, чем глуховатый голос подменил и наполнил собой Вермеера, Манна, Баха и Скарлатти.
— Ты любишь гостей? — спросил его Разумовский. Октябрь готовился разменяться ноябрем; листва, золотая, как чёлка Разумовского в свете летнего солнца, разбухла и почернела, испорченная осенней грязью.
— Не знаю, — ответил Дима. Гостей. Гости были на похоронах отца: много, старые приятели, однополчане, вскрытие решили не проводить, кто-то настоял, кто-то звонил маме и говорил: не нужно, Галя, у тебя сын растёт. Сердечный приступ от пули неизвестного калибра, выпущенной из неизвестного пистолета. Дима так хотел их найти, этих ублюдков, но теперь понимал, что ошибался. Дело было не в них. Дело было в крыльях и утёсе в Ялте, и в том, что, кажется, он снова чувствовал возможность раскрыть руки навстречу ветру и полететь.
— Тогда попробуем узнать.
Утром ему говорили о Разумовском слишком часто: побег, похищение, покушение, убит главврач психиатрической клиники, один из охранников сбежал вместе с осуждённым. Гром казался скорее обозлённым, чем испуганным, но на начальнике не было лица. Пошли разговоры о халатности. Диму вызвали ребята из внутренней службы и долго расспрашивали про визиты в клинику. Печатали фотографии для ориентировки; Дима взял одну, всё ещё горячую после принтера. Разумовский казался совершенно серьёзным, но Дима знал, что в уголке его губ прячется улыбка, необходимая для полёта. Он положил фотографию в сумку, собрал вещи и ушёл домой в обеденный перерыв. В магазине он купил самую дорогую бутылку шампанского и лоточек с истошно яркой, искусственной на вид клубникой.
— Не люблю клубнику, — сказал ему Разумовский. Он сидел на Димином диване и с интересом листал альбом с репродукциями Да Винчи. Дима купил его совсем недавно, после ночного разговора о гармонии в технике. — Шампанское тоже не люблю. Это лишнее. Просто подойди и сядь рядом.
Для того, чтобы полететь, нужно было разбежаться — от самого подножья утёса, от кривого кипариса около беседки, вверх и вверх по засыпанной гравием аллее, мимо розовых кустов, вперёд и вверх, оттолкнуться ногами, минуя бордюр, окружающий смотровую площадку, и зависнуть над морем, купаться в воздухе, в солнце, в том, что все живы и никто никогда не умрёт.
— Менялся в школе сотками?
— За одну с покемоном дают три без картинки, — слабым, детским голосом сказал Дима. Разумовский протянул руку и погладил его по щеке.
— Сейчас мы обменяемся, мой хороший. Ты знаешь, что мне нужно. Я знаю, что нужно тебе. Это же так просто, правда?
И крылья, наконец, раскрылись.
Дима торопился, но Разумовский быстро забивал контакты в телефонную книжку своего новенького гаджета (нокия, наверное, осталась на какой-нибудь свалке). Адрес Юли, домашний Юли, рабочий Юли. Адрес Игоря, мобильный Игоря. Примерная планировка квартиры. Код домофона. Цифры теснились в памяти, сами собой соскальзывая с кончика языка.
— Ну вот и всё, малыш, — сказал Разумовский, положил телефон в карман и поцеловал Диму. — А теперь у меня есть кое-какие дела. Мы ещё встретимся, не волнуйся. Ты ведь не хочешь торопить события?
— Нет, — ответил Дима. События не нужно было торопить. Теперь всё, наконец-то, было совершенно правильно и легко. И только когда Разумовский ушёл, а ванная уже была полна воды, он вдруг вспомнил, как называются эти маленькие букашки, жившие ровно один день.
Эфемериды.
Вода была подходящий температуры, лезвие оказалось острым, и боли он не чувствовал.

@темы: Майор Гром, пейсательство, Ссылки